Не так давно мы разбирались с первым самолётом на Камчатке. И пока шли поиски информации, в руки корреспондентов ИА KamchatkaMedia не раз попадала одна и та же фотография — гидросамолёт с надписью "Советский Север" в Петропавловской гавани. Что ж, одна история тянет за собой другую, так что давайте узнаем, что это был за самолёт, как его в 1928 году занесло на Камчатку и какова была его судьба.
Воздушная экспедиция "Советский Север"
К 20-м годам прошлого века стало понятно, что изучать Арктику можно с высоты. Для этого были пригодны самолёты или дирижабли: люди ещё окончательно не решили, на чём будет удобнее летать. Тем не менее, в начале 1928 года в президиуме Осоавиахима возникла идея снарядить большую трансарктическую экспедицию именно на гидросамолете.
Для экспедиции была выбрана двухмоторная немецкая летающая лодка "Дорнье-Валь". Два самолёта этой марки в 1925 году использовал Руаль Амундсен для путешествия по Арктике. Впрочем, экспедиция закончилась так себе, и не в последнюю очередь из-за ненадёжности техники. Все остались живы, и слава Богу.
Самолёт получил название "Советский Север", а в его экипаж вошли первый пилот Александр Волынский, второй пилот Ефим Кошелев, летчик-наблюдатель (сейчас эта должность называется штурман) Н. Н. Родзевич, старший механик С. И. Борисенко. Возглавил экспедицию Георгий Красинский. К сожалению, мы не нашли сведений о Н.Н. Родзевиче и С.И. Борисенко, но вот, что удалось выяснить об остальных.
Георгий Давидович Красинский родился в 1890 году, по окончании начального училища работал учеником в переплётной мастерской. Участвовал в революционном движении, в 1906 году арестован за распространение листовок. Был сослан на четыре года в Сибирь, но из ссылки бежал. В 1912 при содействии старшего брата уехал в Англию. В 1913 вернулся в Россию. К 1917 в Петрограде был секретарем товарищества механического завода "Молот" и акционерных обществ Азовско-Черноморского литейного и механического заводов. После Октябрьской революции работал в Центросоюзе. В 1920-21 — начальник снабжения Политуправления РВС Республики. С 1921 г. работал в Наркомате Рабоче-Крестьянской инспекции, был его особоуполномоченным по Сибири и Уралу.
Был уполномоченным по Северному Морскому пути. С 1922 по 1930 году каждый год участвовал в экспедициях, связанных с Северным морским путём. В 1932-37 гг. — уполномоченный Главсевморпути в Северо-Восточном секторе Арктики. В 1937 г. арестован по обвинению во вредительстве. До 1941 г. работал в Главсевморпути, затем вышел на пенсию, занимался вопросами истории Севера и Сибири.
Георгий Красинский в центре, 28.08.1927 год, Иркутск. Фото: ГЦМСИ
Александр Алексеевич Волынский родился 27 января 1898 года в семье военного врача Алексея Волынского. Окончил московский кадетский корпус, поступил в Морское училище в Петрограде, в апреле 1917 года был переведен в воздушную бригаду. Участник Гражданской войны. За активную боевую деятельность в открытом море и под Царицыном морские летчики Каспийского воздушного дивизиона, в том числе Волынский, были награждены орденом Красного Знамени. Участник арктических экспедиций. Погиб 15 апреля 1934 года в испытательном полете на МДР-4 (АНТ-27). Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
Александр Волынский, первый пилот. Фото: Из архива Арктического и Антарктического НИИ (СПб)
Ефим Михайлович Кошелев родился в 1895 году в бедняцкой крестьянской семье в Рязанской губернии. Проучившись три года в сельской школе, вынужден был пойти работать. Был учеником слесаря, а затем и слесарем в паровозном депо, в автомобильном гараже. Отсюда в 1915 году был призван на военную службу в Балтийский флот, стал матросом воздушного дивизиона в Ревеле. Здесь же окончил школу мотористов. Участник Гражданской войны. В составе отряда моряков-балтийцев участвовал во взятии Зимнего дворца. Под Гатчиной бился с казаками генерала Краснова, сражался за власть Советов под Гомелем и Нарвой, летал на боевые задания против Юденича и Деникина, Врангеля и Махно. После войны, окончив высшую военную летную школу, стал инструктором в школе морских летчиков в Севастополе. В числе его учеников были будущие Герои Советского Союза Анатолий Ляпидевский и Сигизмунд Леваневский. В годы Великой Отечественной войны сражался за освобождение Родины, погиб в автокатастрофе в 1946 году.
Итак, самолёт пароходом доставили из Севастополя во Владивосток, экспедиция стартовала оттуда. Намечалось пролететь 14 тысяч километров вдоль Северного морского пути — сначала в Николаевск-на-Амуре, затем на Камчатку, следом шла Чукотка и далее вдоль берега Северного Ледовитого океана: Колыма, Лена, Хатанга, Таймыр, откуда самолёт должен был совершить полёт на Северную Землю с геологом на борту, затем проследовать в Архангельск и финишировать в Ленинграде.
Для заправки самолета в ряде точек арктического побережья были устроены базы с запасами горючего: в Уэлене, на мысе Северном, в устье Колымы, на Новосибирских островах, в дельте Лены, устье Хатангского залива, на Таймыре, в Мезени и других местах.
Главной же целью экспедиции являлось выяснение местных условий для организации северных воздушных путей. По согласованию с Совторгфлотом самолету предстояло посетить остров Врангеля и оказать помощь зимующей группе Г. А. Ушакова, а также совершить полет к северо-востоку от Медвежьих островов в район Земли Андреева.
Далее цитируем с купюрами статью Н. Н. Родзевича, опубликованную в сборнике статей, посвященных вопросам освоения Севера "Воздушные пути Севера", изд-во "Советская Азия", М.,1933 год. С сохранением авторской пунктуации и орфографии.
Владивосток, спуск на воду. Фото: Из кинохроники
Старт экспедиции
Вылетев из Владивостока, наш самолет прошел северную часть Японского моря и, войдя в Татарский пролив, между материком и островом Сахалином попал в густой туман, принудивший его снизиться до самой воды, что чуть было не повлекло за собой столкновения его с японским пароходом.
В конце концов, пробившись через туманы в Николаевск-на-Амуре, самолет 1 августа пустился впервые в истории авиации в перелет через туманное и бурное Охотское море и далее через Тихий океан в Берингово и Северное Полярное море.
Сегодня утром мы вылетели из Николаевска-на-Амуре, но его не видели... Густой туман спустился к рассвету. Пробившись вверх, пошли над белыми туманными облаками, закрывавшими весь горизонт. Вверху сверкало солнце, а на белых облаках под нами бежала тень "Советского севера", окруженная радужным кольцом; делаю приветственный знак рукой — и силуэт мой на фоне облаков повторяет это движение.
Под нами лежит туманный Татарский пролив, столь нелюбимый нашими моряками; мы пересекаем его с запада на восток и, пройдя над бывшими царскими острогами острова Сахалина, над его мрачными горами и скалами, обширными лагунами и дикими лесами, несемся над волнами бурного Охотского моря, держа свой курс к западному берегу Камчатки.
Мы прошли Сахалин и вышли в чистое от тумана Охотское море. На всем его просторе гуляют белые гребни волн; сильный норд несет их в сторону скалистых островов вулканической Курильской гряды; идем на высоте 1.700 м. Безжизненное море — ни дымка, ни паруса! К слову сказать, и не любят же его моряки, благодаря обилию туманов и штормов. Глаза скользят по безграничному водному пространству, и миля за милей уходит назад.
Временами глаза устремляются на многочисленные приборы; вот стрелка термометра воды радиатора перешла 80°, рука рефлекторно открывает заслонки радиатора: вот пузырек поперечного уровня ушел вправо и говорит о крене... невидимое движение штурвала — и крен выравнен; вот стрелка альтиметра полезла вверх — штурвал назад, сбавляется газ, и высота остается постоянной.
Горизонт впереди нас темнеет, клубятся кучевые облака. И чем дальше летим мы на восток, тем больше облаков, тем выше простираются они, тем больше сгущается под нами туман... Решаем снизиться.
Мгновение — и мы окружены белым молоком тумана, который плотной массой заволакивает самолет, так что не видно и конца крыльев, забивается в рот и уши, стесняя дыхание и покрывая каплями воды все платье. Уже через несколько минут мы совершенно мокры. Но еще момент, и мы несемся со скоростью 160 км... на высоте каких-нибудь 2-3 м от воды; альтиметр давно уже перестал что-либо показывать. Временами кажется, что гребни волн касаются днища самолета, а головы наши как бы уходят в туман или упираются в облака. Сильные струн дождя бьют в лицо и застилают каплями стекла очков. Приходится их снять, и тогда крупные капли мучительно колют глаза.
С момента вылета прошло уже семь часов. Часов через семь с половиной должна быть и Камчатка!
Но очень тяжелыми показались два последних часа. Трудно было вести самолет весом около 8.000 кг с 1.200-сильными моторами на высоте 2 м от воды при скорости в 160 км, не упустив его в воду, что было бы равносильно гибели.
Мучительно болели глаза, исколотые дождем и утомленные быстрым мельканием воды на столь малой высоте. А выше идти нельзя — туман и облака не дали бы нам возможности вовремя определить подход к берегам Камчатки. К концу восьмого часа полета стали появляться на воде морская трава и утки. Иногда появлялись тюлени.
Подготовка к вылету, Владивосток. Фото: Из кинохроники
Западное побережье Камчатки
И вот наконец через 8 час. 45 мин. мы заметили стоящий на якоре катер, а еще через минуту—полоску берега. Резкий вираж с забором высоты влево— и мы садимся па взбудораженную поверхность моря; на море высокая волна, а на берег то и дело набегает большой пенистый накат-прибой. Огромная масса свинцовой воды бешено бьет по низкой галечной полоске берега...
Сквозь сетку дождя мы видели на берегу трубы и здания рыбного концессионного завода, одного из многочисленных японских заводов, разбросанных по всему западному берегу Камчатки. Но людей не видно. Безжизненен и стоящий на мертвом якоре японский катер...
Делать нечего — надуваем свою пневматическую шлюпку, спускаем на воду и пытаемся завести концы с самолета, но волна бьет ее об его металлическую "жабру". Наконец, отвалив от самолета, шлюпка сейчас же потекла, и мы едва успели подтянуть ее обратно к борту, избавившись от купания. Делать больше действительно нечего, и мы отдаем оба якоря. Наступила ночь...
Волны били самолет, свистел в "подкосах" ветер, шел дождь... К утру стало стихать. На рассвете у борта всплыл большой "ластак". С большим вниманием он изучал невиданное чудовище — самолет — и добродушно пытался влезть на его "жабру". Представитель водных обитателей крайнего северо-востока Союза первым приветствовал гидросамолет "Советский север". И мы... его пощадили!
Но вот мы увидели и людей! Это были японцы-рыбаки с рыбного завода. Они подошли на своих больших кунгасах и с любопытством рассматривали нас, но, не понимая ни одного нашего слова, равнодушно принялись за свой обычный лов.
Неожиданно к самолету подходит маленькая шлюпка, и сидящий в ней японец по-русски кричит "Здравствуй"! Это оказался японский переводчик с рыбного завода. Вместе с ним съезжаю на берег. Дело в том, что бичи Охотского моря — туман и сильный ветер несколько снесли нас от курса в сторону, а так как карты района были неточны — мы не могли определить своего местопребывания.
Мы знали лишь одно, что достигли западного берега Камчатки, где-то вблизи 53-й параллели. Отсутствие солнца и звезд лишало нас возможности определиться астрономическим способом. Проваливаясь по пояс среди только что пойманной еще живой рыбы — горбуши и кеты, с кунгаса на кунгас добрался я до берега и вступил на территорию японского концессионного завода "Пымда".
Как выяснилось, за девять часов полета через Охотское море нас снесло от курса на 35 миль к северу. Выяснив наше положение, я уехал обратно на самолет, а тщедушный японец, снабдив меня бутылкой первоклассного лимонного сока и рюмкой "саке" и взявши с меня автограф, поднял на мачте завода сигнал — "салют наций", т. е. японский флаг, а под ним советский — красный.
Ответив на это обычным способом, т. е. троекратным поднятием своего флага, мы взлетели, взяв направление на восток с целью достигнуть селения Большерецка. Слева от нас бежал низкий берег; через каждые 3-4 мили попадались примитивные рыбные концессионные заводы Японии. Заводского в них, собственно, одна паровая лебедка и только.
Объект лова — горбуша и кета; засол без тары, просто в кипы. Но улов колоссальный, несмотря на всего лишь 4-месячный ловецкий сезон. Рыбой Охотское море и реки западного берега Камчатки буквально кишат, но тем не менее наших рыбалок до крайности мало! А жаль, рыбы так много, что при взлете нашего самолета горбуша на 2-4 кг ежесекундно выскакивала на воздух у самого борта.
Мы летели на высоте 25 м, временами входя в туман, и мощным рокотом моторов привлекали внимание высыпавших на берег рыбаков. Из-за этого же тумана, раньше чем долететь до Большерецка, мы сделали две посадки и только совершенно случайно в "окне" заметили "Большерецк-Коса", куда и сели. Большерецк — это центр западного берега Камчатки, небольшое село километрах в 35 от берега, соединенное телеграфной линией с Петропавловском.
Мы же сели у устья р. Большой в районе большерецких рыбных заводов, как их здесь громко зовут. Встреченные сотрудниками ОГПУ, мы переночевали и на утро двинулись дальше — в Петропавловск.
Так немецкая летающая лодка стала "Советским Севером". Фото: Из кинохроники
Над вулканами и сопками
В это утро перед нами раскрылась вся прелесть Камчатки, и мы смело можем сказать, что этой картины кроме нас пока не видел никто, так как мы были первыми людьми, высоко вознесшимися над величественными вулканическими сопками камчатских хребтов.
Воздух был изумительно чист, дул крепкий норд; массивы хребта синели и ярко сверкали блеском своих снегов в чистом небе; отдельные сахарообразные головы сопок, окруженные, как венком, кольцом облаков, упирались вершинами в небесный свод.
Мы неслись на высоте 2.600 м через средний Камчатский хребет и на гидросамолете пересекали Камчатский полуостров с запада на восток. Под нами бежала извилистая лента реки, извиваясь среди причудливых берегов. Внизу справа и слева высились огромные горы с вершинами, покрытыми снегами, а впереди, выше нашего полета, гордо смотрели величественные вулканы — Авачинская, Коряцкая и Козельская сопки. Их горные конические вершины с ясно выраженными кратерами уходили далеко в небо, значительно выше нас.
Но вот блеснула гладью вод и Авачинская губа, и мелким пятном-вырисовались контуры порта Петропавловска. Начало сильно болтать. Еще несколько минут, спираль — и мы бесшумно садимся на Петропавловском рейде. Подходим к пристани, а с нее уже несутся встречный марш и крики "Ура!".
Какой увидели летчики Камчатку 1928 года? Продолжение слудует...
