KamchatkaMedia, 11 декабря. Этой осенью Ярослав Михеев, чьи лекции (12+) о знаменитых модных домах мира давно стали культурным феноменом во Владивостоке, выступил на Камчатке в баре 33/45, который и организовал этку встречу. На Камчатку Ярослав привёз две лекции (12 ): "Габриэль Коко Шанель: манифест моды" и "Валентино: император итальянской моды". На несколько часов слушатели перенеслись из промозглой осенней Камчатки в солнечную Италию, шумный Париж, средневековые замки и монастыри, на лучшие мировые подиумы.
Корреспонденты ИА KamchatkaMedia встретились с Ярославом и поговорили о прошлом и будущем моды, о тоске по мечте, о том, как не потеряться среди множества дизайнеров и где искать кадры, какой вклад внёс Голливуд в развитие моды и чем обязана России Коко Шанель, как Карл Лагерфельд связан с Дальним Востоком и почему лекции о моде — не только (и не столько) про одежду.
Лекция Ярослава Михеева на Камчатке. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
— Ярослав, как человек, изучающий моду, вы встречаете людей по одежке?
— Нет. Я обращаю, конечно, внимание на то, как человек оформляет свой стиль, но всё-таки встречаю человека по уму, начинаю с ним общаться.
— А как реагируют девушки, когда узнают, что вы читаете лекции о моде?
— Спрашивают, всё ли у них в порядке со стилем. Я всегда говорю, что я не стилист, это совершенно другая профессия. Я исследователь модной индустрии, даже не историк моды, что очень важно. Историки погружаются в историю моды с эпохи Людовика XIV. Я стараюсь затрагивать и эту часть, но меня больше интересует контекст происходящих событий: политический, культурный, социальный, как это формировало имидж людей, почему приходили определённые силуэты одежды, как это появлялось в конечном итоге в нашем гардеробе. Плюс историки часто не любят современную моду, а мне нравится её изучать.
Сегодня мы изучаем современную моду как современное искусство, поэтому к ней относятся всегда неоднозначно: её либо принимают и любят, либо ненавидят.
А я пытаюсь со всем этим разобраться, найти причинно-следственные связи и объяснить.
— Получается, рассказывая про моду, вы не просто показываете красивые платья?
— Нет, я стараюсь на это не делать акцент, потому что публике, как правило, интересно разгадывать загадки.
Одна из моих задач — обозначить, что всё, что вы видите в коллекциях — это как полотна художников, только модельеры берут не кисти и краски, а нить и иголку.
И у каждого времени, каждого десятилетия был свой модельер, который отражал его дух.
— И какой модельер лучше всего отражает дух нашего времени?
— Этому времени историки дадут оценку чуть позже, но по моим ощущениям это бренд Balenciaga.
Всё началось с лекции в книжном магазине "Игра слов" во Владивостоке. Фото: Из личного архива Ярослава Михеева
— Вы начинали с небольшой лекции в книжном магазине. Вы уже тогда настолько глубоко прорабатывали материал?
— Когда я вспоминаю свои лекции четыре года назад, я бы сказал, что это было дилетантство чистой воды, эксперимент. У меня тогда не было цели заниматься просветительской деятельностью. Это был способ привлечения внимания к классному проекту — книжному магазину, который мало кто знал в городе. У меня уже была определённая аудитория благодаря другим моим проектам, и я что-то понимал в моде. Когда прошла первая лекция, я увидел интерес у аудитории и создал вторую, потом третью. К третьей лекции публика уже перестала помещаться в зале магазина, и я понял, что нужно продолжать, но и углублять свои знания. Всё, что я знал до этого, было предметом моего личного исследовательского интереса: мне всегда нравилось сопоставлять исторические события с тем, что происходило в моде. Собственно, это одна из причин, почему лекции очень любят мужчины.
— Какой дизайнер был темой первой лекции?
— Balenciaga, потому что в штате бренда тогда работали мои знакомые и у меня была эксклюзивная информация, а ещё к тому моменту там работала наша соотечественница — Лотта Волкова. Она родом из Владивостока, на сегодняшний день работает в Miu Miu и является топ-стилистом в мире.
— В кинозал вам предложили перейти, когда у вас распродались билеты на третью лекцию?
— Нет, не сразу. Первые лекции в книжном магазине больше года были бесплатными, и даже когда я пришёл в кинотеатр, сначала вёл лекции на фудкорте, и это тоже было безвозмездно. Но когда люди просто перестали помещаться за столиками, директор предложил перейти в кинозал. Тогда я понял, что нужно готовиться к лекциям по-другому, делать их более виральными, а это значит, что нужно готовить видеоматериал с хорошим разрешением для большого экрана. Мне пришлось этому экстренно научиться, освоить несколько программ, купить технику. Получилось очень здорово. Многие говорят, что два с половиной часа проходят незаметно.
— Вас удивляет успех ваших лекций во Владивостоке?
— Да, потому что этот город совсем про другое. Я даже не предполагал, что публики будет настолько много, и она не теряет интерес уже четыре года! Я думаю, собирать такие залы по 500 человек на историю модной индустрии — это что-то запредельное.
— Как думаете, в чём причина такого интереса?
— Мне часто говорят, что я рассказываю о сложных вещах легко и так, что они хорошо запоминаются. Я не углубляюсь в анализ, который бы перегружал лекцию, потому что понимаю, что в аудитории совершенно разные люди. Зрителям нравится, когда ты выступаешь перед ними не как академический лектор, а как друг, который сидит с ними за столом и рассказывает о чем-то интересном.
Подготовка к лекциям – очень интересный и одновременно сложный процесс, требующий много времени.. Фото: Из личного архива Ярослава Михеева
— Вы даёте политический, экономический, культурный контекст эпохи — как не потеряться в этом объёме информации?
— У меня в каждой лекции разный фокус. Где-то я больше рассказываю о бизнес-процессах, как, например, в лекции о Hermеs. Это бизнес-империя, у которой сегодня капитализация 200 миллиардов долларов. И при этом у них нет маркетингового отдела. Они недавно только косметическую линию открыли, буквально пару лет назад. А вы знаете, что является основной статьёй дохода любого бренда? Косметика, парфюмерия, аксессуары. Всё, что угодно, только не одежда. Hermеs не спускается в масс-маркет, а продолжает производить дорогие вещи. Это абсолютно люксовый сегмент. Если ты покупаешь сумку Биркин и ничего с ней не делаешь в течение года, то она через год будет стоить на 15% дороже. Дорожает быстрее, чем золото.
— Кэри Брэдшоу в сериале "Секс в большом городе" (16+) говорит: "Я предпочитаю хранить свои деньги так, чтобы их было видно — в платяном шкафу."
— Да, потому что смотреть на эквивалент, который состоит из определённого количества цифр на твоём счёте, неинтересно, мы это всё с собой на тот свет не заберём. И ты этот эквивалент начинаешь воплощать в какие-то красивые, качественно сделанные вещи. А если эти вещи могут стать инвестицией, то для человека, который любит зарабатывать, это вообще потрясающая история.
— Девушки, наверное, приводят своих парней на лекции, чтобы потом сказать: "Видишь, это не расточительность, это инвестиция".
— Это правда (смеётся — прим. ред.).
— Кроме бизнес-процессов, на чём ещё акцентируете внимание?
— На искусстве — как в лекции про Эльзу Скиапарелли, одну из моих любимиц. Я люблю эту лекцию за то, что в ней фокусирую внимание на истории современного искусства: Дали, Пикассо, Матисс... Ещё Александр Маккуин — удивительный художник, который предсказал всё то, что сегодня происходит. Просто тогда не понимали, о чем он говорит. Это тоже один из моих любимых дизайнеров. Очень молодой и невероятно талантливый, в каждой своей коллекции он поднимал важную для общества остросоциальную тему и делал это невероятно высокохудожественно. Его последняя коллекция была посвящена теме глобального потепления, но не в том виде, как мы себе это сегодня представляем. Маккуин предположил, что часть территории Земли будет затоплена. Есть теория, что мы вышли из воды и обратно вернёмся в эту воду, будем такими ихтиандрами. Он эту историю рассказал в коллекции Plato’s Atlantis ("Атлантида Платона", англ. — прим. ред.) и ушёл из жизни добровольно. Когда люди на это смотрят без контекста, то думают: что это вообще, зачем? Это даже не носибельно. Но потом, когда ты всё объясняешь — а это душераздирающая история, — у меня на этой лекции плачут. Эта лекция невероятно красивая, если я повторно сюда прилечу, то с удовольствием привёз бы её. Кстати, когда я начинал проводить лекции про Маккуина, люди думали, что это Молния Маккуинн из мультика. Но это нормально — совершенно не знать этих вещей, если ты не фокусируешь на этом внимание.
Когда я пригласил своего друга на лекцию про Вивьен Вествуд, он сказал, что понятия не имеет, кто она такая, а потом в полном восторге записал голосовое сообщение, что я открыл для него целую вселенную.
Ярослав Михеев. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
— Вы упомянули, что на ваши лекции приходят и мужчины. Кто ваши зрители?
— Ко мне приходит совершенно разная публика: как студенты, так и люди пожилого возраста. Для кого-то это способ проведения досуга, для кого-то — выход в свет, повод красиво нарядиться, показать себя, посмотреть на других. У меня этим летом была очень трогательная история. После лекции о Луи Виттоне ко мне подошла девушка с папой и рассказала, что моя лекция — их единственная точка соприкосновения, потому что его увлечения ей вообще не интересны. Он человек максимально далёкий от моды, но был в полном восторге. А он живёт в Чите, и на следующую лекцию из Читы приехал целый вагон слушателей. Со слов этого папы, он рассказал о моей лекции друзьям, те принесли эту информацию в семью, кто-то рассказал своим друзьям, и они все специально подгадали отпуск и поехали во Владивосток на лекцию. Они так и сказали: "Нас вагон!"
— Представляю себе: "Мужики, Михалыч говорит, там про моду рассказывают!"
— Да, и жёны их, и дети — все приехали! У меня, бывает, рядами сидят семьи. Мужчины, кстати, стали чаще приходить, перестали стесняться. Один мой знакомый даже водит девушек на свидания на мои лекции… Есть и постоянный пул слушателей. Например, одна очаровательная дама лет 75 — она всегда старается какую-нибудь брошь в тему лекции подобрать, ходит в шляпках с вуалетками. Когда я работаю, на меня так направлен свет, что я не вижу зал. Но как-то так совпадает, что именно то место, которое она регулярно выбирает, я вижу. И когда я включаю видеоматериал, она любит засунуть руку в карманчик, вытащить фляжечку, раскрутить её и со мной вот так чокнуться (поднимает воображаемый стакан — прим. ред.). И она живёт свою лучшую жизнь. Я вижу, что она кайфует. Когда это всё с эмоциями, с историей, люди получают удовольствие.
Лекция Ярослава Михеева на Камчатке. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
— Какую самую интересную историю раскопали для ваших лекций, чем вы особо гордитесь?
— Мне очень нравится рассказывать про русский след в истории моды, он есть практически во всех модных домах. И, безусловно, одна из самых интересных историй — что Карл Лагерфельд, "Великий Карл", тоже связан с нашим городом. Его отец, Отто Лагерфельд, жил во Владивостоке с 1907 по 1915 год. В старом дворике ГУМа есть мурал, где написано "Отто Лагерфельд" и нарисована банка с гвоздикой. Это банка консервированного молока, которую когда-то импортировал из Сан-Франциско во Владивосток Отто Лагерфельд. В те времена на Дальнем Востоке города были очень молодыми, сельское хозяйство ещё было плохо развито, климат достаточно жёсткий. Когда началась Первая мировая война, его объявили иноагентом и сослали сначала в город Верхоянск, а потом в Гамбург, где он познакомился с мамой Карла Лагерфельда и где в 1933 году и родился Карл. В своём документальном фильме Карл об этом рассказывает и говорит, что мечтает побывать во Владивостоке, но успел съездить только в Москву. Я думаю, что у него просто не было времени для путешествий — он был самым работоспособным креативным директором и дизайнером, в определённый период своей жизни одновременно работал в четырёх модных домах: в Fendi, Chloé, Chanel и в своем собственном бренде Karl Lagerfeld. А ещё он создавал коллекции для Max Mara и консультировал Diesel.
— По поводу русской моды... Я вспоминаю знаменитые фотографии с моделями Диора в Москве в ГУМе в конце 50-х...
— Знаменитая съёмка журнала "Life". За это стоит благодарить министра Фурцеву.Это была возможность установить мост между нашими странами, пробить железный занавес. Она тогда же привезла картину Да Винчи в Пушкинский музей. Фурцева славится тем, что она многие творческие судьбы загубила, но многим дала дорогу.
— На фотографиях виден невероятный контраст между французскими моделями и нашими женщинами, которые их рассматривают.
— Это то, что мы потеряли . Идея коллективизации противостоит индивидуализму: "я" — последняя буква в алфавите, поэтому самовыражение идеологически не приветствовалось.
А мода без индивидуальности не может существовать.
Не бизнесом единым: fashion-образы участников ВЭФ под прицелом— Получается, в России нет культуры красиво одеваться, воспитанной десятилетиями?
— На самом деле, если бы не случилась революция в России в 1917 году, то не случился бы весь этот парижский шик. Как часто говорит историк моды Александр Васильев, вся русская аристократия в какой-то момент работала на бренд Шанель. И Мария Павловна Романова со своим ателье "Китмир", в котором создавалась вся потрясающая вышивка бренда. И Дмитрий Павлович Романов, который был с Коко в отношениях и познакомил её с русским парфюмером-химиком Эрнестом Бо, создателем аромата Шанель №5. И граф Кутузов, внук Кутузова, который налаживал операционные процессы в доме Шанель.
Очень много красивейших манекенщиц были как раз русскими аристократками, которые приехали в Париж и вдохновляли кутюрье и дизайнеров. Об этом есть книга Васильева "Красота в изгнании". Натали Палей, внучка Александра II и первая красавица в Париже, была супругой Люсьена Лилонга, главы Синдиката высокой моды в Париже. Алла Ильчун, одна из муз и самых любимых моделей Кристиана Диора, — первая модель с азиатским типом внешности в доме моды. Это был революционный факт. Она русско-казахского происхождения, родилась в Харбине, но, когда началась гражданская война в Китае, приехала с мамой в Париж, работала прачкой и официанткой. А потом подруга пригласила Аллу поддержать её на кастинге в Дом Диор. Её увидел сам Диор, увидел её тонкую талию в 47 сантиметров и пригласил стать моделью. Кстати, Алла ввела в моду подводку для глаз.
Лекция Ярослава Михеева на Камчатке. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
— Сегодня мода может помочь нам вновь наладить мост через пропасть, которая разделяет страны?
— Я думаю, что рано или поздно будут налаживаться взаимоотношения. Мы видим, как Канье Уэст не так давно приглашал Гошу Рубчинского. Да, они недолго просуществовали вместе, но сам факт заслуживает внимания. Лотта Волкова — прекрасный стилист, работает сейчас и стилизует коллекции для бренда Miu Miu. То есть наши талантливейшие ребята также везде востребованы.
Мода — это та же культура, она позволяет нам знакомиться с искусством, проводить культурный обмен, что очень важно.
Если мы этим заниматься не будем, то совсем все обособимся и превратимся в племена. Перед миром сегодня стоят такие вызовы — проблемы экологии, глобальное потепление, переработка огромного количества мусора, снижение популяции животных, пандемии, болезни... То, чем на самом деле должны заниматься сегодня политики — улучшать жизнь. Но из-за популистов, из-за нарастающего радикализма, из-за ошибок, которые были совершены предыдущими политиками, мы сейчас живём в довольно дискомфортном состоянии, и мода тоже на это реагирует, потому что она маркер времени.
— Мир уже не раз проживал трудные времена в прошлые века....
— И кстати, если говорить о кризисах, войнах, ряд вещей появился в нашем гардеробе из-за них. Даже пандемия сыграла определённую роль в нашем стиле — мы все переоделись в халаты, худи, футболки и стали выходить в них в общественные места — и нам слова никто не скажет. Стиль одежды очень примитивизировался.
— Я помню замечательную историю: в США во времена Великой Депрессии домохозяйки шили одежду из мешков для муки. Производители, узнав об этом, начали шить мешки из тканей весёлых модных оттенков. Так появилась настоящая "мешочечная" мода.
— В то же время модельер Жан Пату создал парфюм "Joy" ("радость", англ. — прим. ред.), самый дорогостоящий парфюм в истории того периода. Все крутили пальцем у виска, говорили, что никто не будет его покупать. Но он его продавал с сумасшедшим успехом, потому что это был тот случай, когда люди тратили последние деньги на свою мечту, а мечта может быть очень маленькой. Не зря же есть такое понятие: "индекс красной помады". Его суть в том, что в период экономической нестабильности продажи косметики, в том числе, красной помады, растут, а спрос на дорогую одежду падает.
— Максимально женственные силуэты Кристиана Диора после Второй Мировой войны, его "нью-лук" — это тоже была тоска по мечте?
— Это был государственный нарратив. За две мировых войны женщина устала: она работала в госпитале, на военных заводах, надела шерстяные брючные костюмы, ее стиль стал мужским. И женщины почему так приняли "нью-лук" 47-го года? Потому что Кристиан Диор вернул им всё то, по чему женщины соскучились: наряды и силуэты, что носили их бабушки и мамы, праздник и балы. Он вернул женщинам надежду на новое время.
Феминистки критиковали "нью-лук" Диора за использование феминных образов: таких женщин не существует! Столько материала, ткани, шифона — в послевоенное время это кощунство! А потом в Америке уже сформировалось общество, где женщина пришла в корпоративную культуру, где она карьеристка, активно борется за права. Тем более, когда столько мужчин погибло за эти две мировые войны. Естественно, женщинам пришлось занять обе роли — и в семье, и на работе. Это, безусловно, сильно изменило мир, и мода из-за этого изменилась тоже. Хотя до сих пор историки стоят перед вопросом, а необходима ли была эмансипация.
— Сейчас в мире глобальный тренд на женственность. Victoria"s Secret, например, вернулась к своим роскошным показам.
— Всё: поигрались, порадикализировались, покричали — и хватит. Это запрос общества на нормализацию.
Мы живём во времена крайностей. Маятник качался, а сейчас он отцентруется, и его выровнять — задача будущих поколений
Так же будет везде и во всём. Эти островки безопасности, которые появляются в социальном, культурном аспекте, формируют то, что будет требоваться обществу. То же самое происходило в 70-е годы. Среднестатистический американец мог сидеть, смотреть какое-нибудь скетч-шоу, и оно могло прерваться объявлением о том, что сейчас Советский Союз начнёт сбрасывать ядерные бомбы, а вы должны приобрести… что? Правильно, бункер нашей компании. И тоже жили все в этих ощущениях тревожности, что сейчас всё на грани и мир вот-вот закончится. Сегодня мы живём в таком же тревожном времени, и эту тревогу специально формируют, потому что так легче управлять напуганным обществом.
Лекция Ярослава Михеева на Камчатке. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
— Вы в одном интервью сказали, что субкультура формирует моду. Значит, мода — это всегда революция?
— Да, пришел период, когда — начиная с 70-х годов — именно улицы стали диктовать подиумам, как будут выглядеть люди, а не подиум улицам. А субкультура образовывалась под каким влиянием? Под тем, что происходит в политическом, социально-культурном контексте. То есть, когда мы не можем выразить протест языком, мы выражаем его внешним видом. Панки, скинхеды, тэддибои, бриолинщики, байкеры, рокеры — у всех них был свой стиль. Собственно, это одна из причин, почему дизайнеры позже обратили внимание на них, а не на кинодив. И это всё в конечном итоге появилось в нашем гардеробе. Мы даже не знаем, что это носили когда-то те, кто совершал революцию на улице. И сегодня мы любим носить кожанки, косухи, которые считались одеждой байкеров и рокеров, спокойно интегрируем их в свой повседневный стиль.
Доктор Мартенс, камелоты, вся эта обувь в стиле гранж, шифоновое платье — всё это можно сочетать сегодня. Все правила отменены. Интересно, что сегодня мы так же иногда консервативным взглядом смотрим на каких-нибудь квадроберов. Обсуждаем их активно, а потом лет через 15−20, как я шучу на своих лекциях, вы увидите в бухгалтерии дамочек, которые сидят в масочках кошечек. И никто слова им не скажет, попробуй — зарплату не получишь.
Потому что любая такая тенденция всегда является маркером времени.
Идея анархии и разрушения табуированности в 70−80-е годы сформировалась под действием того, что пришло поколение бумеров, родившихся в послевоенное время, которое требовало реформ. А ещё случились экономические кризисы, безработица, топливно-энергетический кризис, Холодная война, война во Вьетнаме, война за независимость Алжира, ввод войск в Чехословакию, деколонизация, сексуальная революция, движение хиппи... Короче, информационный фон чудовищный, не хуже, чем сегодня, на самом деле.
— Как они выжили?
— Удивительно! Поколение потрясающее, широко мыслящее, которое придумало нам после этого компьютер. А почему? Они вышли за пределы, за рамки.
В любой период, когда люди начинали авангардней мыслить, был большой технологический, технический, промышленный, научный прогресс.
Я согласен с одним выражением — не помню, кто это сказал — что мир создавали нарциссы, шизофреники и психопаты. Правда, так и есть! Это люди не от мира сего. Посмотрите на сегодняшнего президента Аргентины — абсолютный эксцентрик. Благодаря тому, что он завирусился в Тик-Токе, он влюбил в себя молодёжь, которая за него проголосовала на выборах. Вот так сегодня всё работает, чего многие опасаются. В моде то же самое: если ты сильно ярко привлекаешь себе внимание любым доступным способом, эксцентрикой, эпатажем, противопоставлением себя всем остальным, тогда ты выигрываешь этот счастливый билет в будущее. Сколько ты продержишься и в какой коннотации тебя обсуждают — негативно, позитивно, — неважно, главное, чтобы ты звучал в этом информационном фоне.
— Бурные времена рождают гениев?
— Абсолютно верно, да. Как раз в сложные времена рождаются самые интересные идеи. В благополучное время мы видим другую эстетику. Хороший пример — эстетика "нулевых". Нефтяное время замечательное было, экономический рост и, как следствие, совершенно иная идея. Гламуризация, клубная культура, там эстетики было очень мало. Я вообще не люблю нулевые. Это было странное время эпохи какого-то нового гламура: инфантильный стиль, барби, розовый, заниженные талии, бамстеры, Джуси Кутюр... Эра Пэрис Хилтон и Линдси Лохан.
Лекция Ярослава Михеева на Камчатке. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
— А какой период моды вас больше всего привлекает?
— Тридцатые годы, период эры Голливуда: платиновые блондинки, платья атласные, "вторая кожа". Когда уже полностью облегчился силуэт одежды, ушли корсеты, и Эльза Скиапарелли начала сотрудничать с современными художниками — Пикабиа, Жан Както, Дали. Ещё гремели сезоны Дягилева, которые оказали на Европу такое же влияние, какое сегодня оказывает кей-поп культура мир. Было немое кино, но когда оно стало озвучиваться, все выяснили, что у актёров бывает чудовищный голос, и нужно тогда усиливать их образы.
— Тогда некоторые актёры потеряли работу.
— Или у них просто забрали тексты, и художники по костюмам стали создавать для них потрясающие наряды. Просто потому, что они невероятно красивые. Потрясающее время! Тогда же появились подплечники, жакеты. Там же рядом ревущие 20-е, платья-флэпперы, джаз, русский авангард, русское искусство, потрясающие русские композиторы.
Период между двумя мировыми войнами — роскошнейший период в истории моды!
— Сто лет назад брендам было проще выживать?
— Конечно. Во-первых, рынок не был так насыщен, как сегодня. Во-вторых, было проще становиться брендом с точки зрения пиара. Не без труда, безусловно. Кинематограф и телевидение сыграли в этом важную роль — был определённый продакт-плейсмент. Самые, наверное, хорошие примеры, это "Завтрак у Тиффани" и знаменитое платье Юбера де Живанши для Одри Хепберн. Такие истории приводили дизайнеров на Олимп славы, потому что длительный период времени в истории моды в принципе не было имён, все имена сформировались в 20-м веке. Конечно, мода существовала и раньше, но это были просто портные. Потом в 20-м веке Чарльз Уорт создал синдикат высокой моды в Париже и объединил модные дома. А дальше сформировались маркетинговые стратегии, которые привели к тому, что появились бренды. Плюс сыграло роль то, что пришла идея продавать готовые изделия под брендом. Когда начала развиваться нефтехимическая промышленность и появились синтетические материалы и ткани, это позволило заполнить магазины товарами, и появился масс-маркет. А до этого это всё шилось самостоятельно дома, либо в ателье, у портных, ну или в домах высокой моды. Это было очень дорого, конечно.
Камчатская предпринимательница открыла брендовый бизнес благодаря господдержке— А сейчас реально основать свой дом?
— Скорее, маленькие ателье для ценителей, которые, возможно, будут иногда перерастать во что-то глобальное, чтобы навести экспансию, открыться где-нибудь на международном рынке, если они будут выпускать 15 линеек сопутствующих товаров. Но им придётся делать первую, вторую, пятую линии, чтобы попадать в массы. Тогда, безусловно, ты будешь что-то серьёзное из себя представлять. У русской моды, к сожалению, это не особо получилось. Мы знаем, конечно, какие-то имена: Вячеслав Зайцев, Валентин Юдашкин, но как редких представителей с нашей стороны. И, безусловно, Ульяна Сергеенко, которая сегодня официально единственная, кто может использовать формулировку Haute Couture ("высокая мода", фр. — прим. ред.).
— Маловато будет.
— Кстати, к вопросу о том, что раньше проще было выживать модным домам. Вот почему их последователям сложнее? Потому что ты становишься вторичным. Раньше они были новаторами, первыми. Это как с современным искусством. Мы иногда смотрим на квадрат Малевича и думаем, что любой из нас может нарисовать такое. Но мы его никогда не сможем поставить на пьедестал искусства, потому что Малевич был первым. И многие ищут эти идеи — стать первым в чём-то. Но уже практически всё использовано.
Никто сейчас не выдумывает велосипед, сейчас все ушли в идею того, чтобы работать с тем, что уже придумано.
Ты берёшь мамино платье, бабушкины аксессуары, современную сумку брендовую, надеваешь какие-нибудь классные туфли или кроссовки позапрошлого сезона, всё это на себе стилизуешь — и всё, выглядишь современно и актуально.
— То есть ничего нового уже не придумать?
— В принципе, да. У нас две руки, две ноги — что на наше человеческое тело ещё придумаешь? Сейчас некоторые бренды придумывают новые инновационные материалы. Вот, допустим, есть такой бренд Coperni, у них недавно была представлена сумка, которая очень завирусилась в социальных сетях. Она изготовлена из наноматериала — кремниевого аэрогеля, который используется NASA для захвата звездной пыли. И они такие прозрачные, светящиеся, как будто невесомые, как облако такое. (Сумка The Air Swipe Bag весит 33 г. и выдерживает температуру 1200℃; она стала самым большим объектом, изготовленным по технологии этого космического наноматериала.— прим. ред.) До этого никто таких материалов не использовал. Но когда-то так же пришли такие новые материалы, как латекс, лайкра, то есть вся пляжная мода.
— Я помню, как-то на одном показе на модель распылили спреем платье…
— Да, Белла Хадид, жидкое платье. Это тоже был показ бренда Coperni. У них все показы такие, потому что очень сложно обратить на себя внимание среди такого количества брендов. Поэтому ты делаешь какие-то очень красивые дизайн-сеты для показов, приглашаешь выступать артистов, композиторов, музыкантов. Или начинаешь придумывать показы, где могут выйти супермодели 90-х, например. Сейчас вот очень классные камбэки были Наоми Кэмпбелл, Линды Эвангелисты, Кристи Тарлингтон, Синди Кроуфорд, Клаудии Шиффер. Эти тренды на ностальгию очень хорошо работают.
Тарас Шарыга: Мы делаем то, во что сами верим, и не идём на поводу у трендов— Во Владивостоке есть интересные дизайнеры?
— Да, это Александр Варлаков, Succub, Катя Евменьева и Руслана Лях, но она на буквально вчера закрыла свой бренд.
— Не справилась финансово?
— В том числе, но есть и другая проблема — кризис кадров. У нас нет технологов-конструкторов, портных, технологов-новаторов, хотя существуют техникумы, которые выпускают портных. Я общаюсь с теми, кто работает в индустрии, кто занимается развитием бренда, и у всех крик души: дефицит кадров. Там же ручками надо работать.
А сейчас каждый портной хочет быть дизайнером, но не каждый портной осознает, что дизайнер — это личный бренд.
— Это харизма и талант.
— И ещё команда. Хороший пример — грандиознейший успех Джанни Версаче. У него брат Санто занимался операционными процессами, административно-финансовыми вопросами. Сестра Донателла занималась связями с общественностью, посещала клубы, вечеринки и развивала бренды своей фамилии, просто привлекая к себе внимание эпатажем и эксцентричными выходками. Джанни Версаче был художник, творил в мастерской. Такой вот триумвират. И если у тебя есть такая команда, тогда у тебя будет бренд.
"Тихоокеанская кухня" — еще один повод посетить Камчатку— Я как-то брала интервью у представителей ресторанного бизнеса на Камчатке, и они тоже упоминали кадровый голод. Но сейчас ресторанная сфера переживает ренессанс.
— Это очень легко объяснить: имидж профессии повысился, благодаря, в частности, кулинарным шоу на телевидении. И сейчас бренд-шеф и шеф-повар — это престижные профессии. В Москве есть суперзвезды шеф-повара, как звезды шоу-бизнеса. А мы знаем хоть одного портного? Нет. А что нужно делать? Потратить деньги, которые сейчас раздают бездарям, на вот эти продакшн-шоу, которые бы формировали имидж профессии портных, дизайнеров, конструкторов-новаторов. И конкурс должен быть хороший, где люди соревнуются.
— Это игра вдолгую.
— В очень долгую. Почему в прошлом году во Владивостоке прекратили грантовую поддержку дизайнеров? Потому что не сдали показатели отчётности. Наших дизайнеров нужно выводить на международную арену, везти в Шанхай на стажировку, показывать, как выглядит настоящая неделя моды. Если с недружественными странами не получается, делайте с дружественными! В Шанхае блестящая неделя моды, потрясающий китайский журнал Vogue устройте встречи с представителями редакции.
Оформляйте поездки, пусть работают на стажировках, учатся у лучших, перенимают опыт, а потом возвращаются обратно и создают это здесь! Когда начнётся эпоха перемен, это будет такой шанс и возможность российскому рынку хлынуть на международный, если будут бренды существовать к этому моменту! Нужно сейчас, пока всё закрыто, соревновать этих ребят, усилить их, чтобы когда откроется мировой рынок, там бы мечтали нас видеть.
Если зайдёшь в "Цветной" — торговый центр в Москве — и поднимешься на несколько этажей, там очень много русских брендов действительно достойного уровня, но это не дизайнерская мысль, это всё вторично, к сожалению. Потому что осталось очень мало ремесленников, которые работают с декоративно-прикладным мастерством, шьют эту всю роскошь — этой школы нет, к сожалению. У нас есть Академия Штиглица в Питере, там преподаватели уже доживают свой век, а новые не приходят, потому что зарплаты очень маленькие, ручной труд сложный. Опять же, не демонстративная профессия. И это вряд ли приведет к тому, что у нас появятся ателье, которые шьют для тебя, выражая твой стиль и твой вкус, и делают нечто эксклюзивное. Поэтому мы живем в масс-маркете.
— Давайте закончим на хорошей ноте. Как вам наши камчатские девушки?
— Потрясающие. Это первое, на что я обратил внимание. Господи, как вот в таком, ну признаемся честно, не самом симпатичном городе с точки зрения архитектуры живут настолько красивые, ухоженные, невероятно стильные девушки! Понятно, что тут подбирается аудитория, которая целенаправленно идёт на такой вечер, предполагая, что нужно нарядиться, но выглядели все потрясающе! И вообще сами по себе девушки красивые.
Лекция Ярослава Михеева на Камчатке. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
— У нас мало поводов "выгуливать" платья.
— Да, одна из причин популярности лекций в том, что ты наконец-то можешь надеть наряд, который у тебя висит в гардеробе. Тем более, если ты ещё и купил наряд бренда, о котором будет лекция, то можешь наконец-то официально "выгулять" его, потому что это будет уместно.
— Поэтому ждём вас на Камчатку с новой лекцией — у нас ещё не все платья выгуляны!
Беседовала Елена Поддубная
