Губернаторские праздники в XIX веке: истории времён семьи Завойко

Василия Спепановича Завойко, благодаря его неоценимому вкладу в оборону Петропавловска-Камчатского, знают многие. А вот про его жену, Юлию Егоровну, урождённую Врангель, известно гораздо меньше. Тем не менее, она оставила после себя записки, из которых можно узнать, как жили на Камчатке в то время и как проводили праздники.

Краткая предыстория. Давным-давно в середине XIX века на берегу Охотского моря в селении Аян служил морской офицер Василий Завойко. Срок службы в этих краях составлял пять лет, а он и его разроставшаяся семья прожили здесь уже десять — и вдруг в жизни офицера произошёл резкий поворот: он встретился с новым генерал-губернатором Восточной Сибири Николаем Муравьёвым. 

Прочитав рапорты Завойко, тот впечатлился умом и умениями Василия Степановича и… назначил его губернатором Камчатки и командиром Петропавловского порта. Пришлось ехать ещё дальше от родных краёв, на далёкий полуостров. А времена были непростые и дальним восточным рубежам угрожали неприятели.

Юлия Егоровна Завойко. Фото: Из фондов КГКУ ГААК

Путь занял несколько непростых недель, а вот перед ними пункт нового назначения. 

 "Внутри полуострова Камчатка встречаются прелестные ландшафты: цепь сияющих гор, идущая вдоль всего полуострова; роскошная зелень, богатая флора; большие прекрасные озера среди зеленых, покрытых цветами долин; бешено ревущие быстрые пенящиеся речки; утесы, по которым цепляются рододендрорум и другие прелестные цветы. Все это поражает своим величием и представляет совершенно неожиданные, живописные картины", — пишет Юлия Егоровна в своих записках. 

Конечно, записки жены Завойко интересны историкам прежде всего описанием нападения англичан и французов на главный камчатский порт, но давайте посмотрим, как она описывает повседневную жизнь в том далёком Петропавловске.

Когда семейство прибыло на Камчатку, положение в городе было ужасным. Люди страдали от цинги, многие дома были непригодны для жизни, иностранцы и купцы чувствовали себя здесь хозяевами. Новый губернатор начал наводить навёл порядок в Петропавловске, а его жена занялась тем, что мы сейчас называем общественной жизнью.

Хотя Юлия Егоровна и отмечает: "Мое время почти все принадлежало детям. Им я давала уроки, с ними играла, гуляла, болтала" (у четы Завойко к тому времени было девять детей, а десятым она была беременна), судя по строчкам из записок, жизнь вокруг неё кипела. Она организовывала встречи, торжественные вечера, балы, выезды на природу — летом ходили пешком или отправлялись гулять на лодках, зимой катались на собаках, её силами был организован даже небольшой театр.

Василий Степанович Завойко. Фото: Из фондов КГКУ ГААК

Два раза в месяц Юлия Егоровна собирала у себя общество: "Вот назначается вечеринка, смешно назвать балом, но тогда говорилось: бал у губернатора. Идут приготовления, заранее говорят, даже ангажируют дам. А у дам-то сколько хлопот с туалетом! Модисток нет, надо самим приняться за дело. Вы не увидите у подъезда ни карет, ни колясок; стоит несколько нарт, запряженных собаками — это приехали дамы. Пешком по снегу не пройти, а мужчины по большей части приходят пешком.

В 6 часов осветился дом, а в 7 часов бал уже в полном разгаре. Капельмейстер, играющий левой рукой, понуждает музыкантов пилить на своих инструментах всё тот же "Чижик, чижик, где ты был". Но и под эти нестройные звуки весело танцуют, шумят, болтают. Там неподалёку, комнаты за две, спят мои маленькие дети и не слышат ни отчаянного визгу наших скрипок, ни усердного топанья мужских сапогов. Вот после весёлого, шумного ужина раздается камчатская восьмёрка, в которой старые камчатские жители принимают самое горячее участие. Это нечто вроде старого экосеза или гросфатера. Оживление общее. Часа в два-три все расходятся, долго слышится весёлый говор идущих по горе. И на другой день за обедом и ужином вспоминают, обсуждают, смеются, шутят".

Она устраивала досуг не только высшего камчатского общества, но и мероприятия для обычных горожан: "Всю эту зиму бывали веселые вечеринки и у матросов, и к ним собирался прекрасный пол их круга; и у них на вечеринках плясали до упаду, веселились, но все при том шло чрезвычайно чинно. И для них выбирали воинственные пьески и сцены, которые разучивались для неграмотных с помощью писарей и возбуждали воинственный, бодрый дух".

Петропавловск в 1882 году. Фото: Фотография Дыбовского

Конечно, когда стало понятно, что Камчатка вскоре может подвергнуться нападению, настроения изменились. Да и особо не до праздников было, все силы уходили на подготовку города и порта. И всё же то время, мучительное ожиданием неминуемого несчастья, было озарено и добрыми днями.

"Все общество собралось у нас… Дам было немного, были они по большей части туземные, то есть дочери священников, штурманов, здесь родившиеся, здесь воспитанные. Из приезжих, петербургских, была только одна супруга судьи. Молодая, образованная, хорошенькая собой, она была нашим первенствующим светилом, о ней вздыхали, с ней стремились танцевать, ей писали стихи. Была жена правителя Русско-Американской компании, молоденькая особа, выросшая в Ситке, и её сестра, девица, которая принадлежала к числу наших образованных дам.  

Были три девицы, сестры туземных штурманских офицеров, танцующие девицы, выучившиеся этому искусству, конечно, на Камчатке. Не буду распространяться о других, многие из них были уже не молоды и обременены большими семействами. В то время среди приезжих моряков женатых не было. Танцевали у нас пар по шестнадцать и более. Танцевали очень весело. Спасибо молодежи, требовательна она не была, довольствовалась тем, что есть.

В этот вечер сперва катались по губе в катерах. Вот все катера сошлись вместе, держась близко друг подле друга; и после нескольких тостов раздались стройные хоры веселых песен и шумный, оживленный говор. Окончили тостами по случаю ожидания неприятеля, и вслед за тем запели народный гимн "Боже царя храни", стройно, звучно, с видимым чувством и одушевлением. Затем громкое, оглушительное "Ура!". День завершился веселыми танцами под звуки нашего оркестра, у которого и кадриль, и мазурка, и вальс, и галоп, всё немножко сбивается на мелодию "Чижик, чижик, где ты был!" Полька Tremblant ещё не дошла до Камчатки, и некоторые из Аврорских офицеров старались научить наших отсталых этому танцу, что частью и увенчалось успехом.

После веселого вечера пошли рабочие дни. Собирались у нас к обеду и к ужину. Обед всегда проходил второпях, каждый был озабочен своим делом; но ужин зато всегда был оживлён и весел. Молодежи было много; славная, веселая, простая была молодежь, какая бывала в прежние годы во флоте. <…>

Во время веселых ужинов предположено было разыграть любительский спектакль; за эту мысль ухватились с восторгом. Стали перебирать пригодные для того пьесы; говорили, спорили об этом предмете с увлечением. 15 августа решили прочесть "Ревизора"; на нём после долгих шумных обсуждений и остановились. Собрались с большим обществом офицеры, чиновники и те из дам, которые соглашались участвовать в спектакле. При чтении было много веселых, шумных суждений и шуток; распределили роли; все остались весьма довольны. Назначили даже на главной роли по два кандидата, говоря: убьют одного, другой заменит. Развлечение необходимо в такой пустыне; но не суждено было исполнится этому веселому предприятию".

Через два дня в Авачинскую губу вошла неприятельская эскадра. Опустим историю нападения, хотя прочитать про это вы можете здесь:

Корабли-призраки на страже России. Часть первая

К 170-летию героической обороны Петропавловска-Камчатского от англо-французской эскадры

После победы над неприятелем было решено весной всем городом перебазироваться в другое место — на берег материка. А пока была зима, вспомнили былые развлечения.  

"Вот собралось большое общество ехать вёрст за 10 к берегу Океана. Санок и нарт штук сорок. Перед отправлением визг собак, крики ездоков, сборы, хлопоты, дружный хохот. Не легко было двинуться в путь такому большому обществу, особливо при своенравии собак. Поехали. Все кругом бело, на синем небе рисуются очертания блестящих гор, слегка окрашенных розовым оттенком солнца. Снег блестит кругом алмазами. Ездоки перегоняются, смеются, шутят. Вот убежали пустые санки, передовые ловят шаловливых собак; несчастный ездок весь в снегу с остолом в руках бежит сзади. Приехали. Грозно смотрят чёрные воды Великого Океана; сердито катят высокие буруны свои седые, пенистые гребни и с глухим грохотом разбиваются о каменные скалы и утёсы самых причудливых форм. В сторонке торчит белая вершинка сопки и из неё ползёт чёрная струйка дыма…

Но вот, смотрите, какая славная поверхность озерка; снег весь смело, гладко, как паркет; а ведь Петербуржцы давно не танцевали на паркете. И на грозном пустынном берегу Великого Океана составляется весёлый кадриль. Дамы и кавалеры в кухлянках, малахаи на голове, торбаса на ногах, и превесело танцуют; по неимению музыки кто-то напевает.

Но все начинает прискучивать, разнообразия нет; до почты далеко; и вот дружно принялись опять за театр, который осенью был так прерван. Взялись опять за "Ревизора", собрали, хотя и с трудом, ещё несколько пьесок. Дамы были так любезны, что охотно согласились участвовать. Начались очень весёлые хлопоты: стали разучивать роли, строить декорации, рисовать занавес. Всё устраивалось своими руками, сколько шуток, смеху! Городничиху играла девица, камчатская уроженка, никогда не видевшая театра; учить её этому искусству выпало на мою долю, хотя я и сама только в детстве игрывала на домашних спектаклях. Была одна маленькая беда: городничиха имела неизбежный камчатский выговор, и не могла выговаривать "с"; от чего у неё люди светские превращались в людей шведских, что всегда вызывало невольную улыбку и даже способствовало общему веселью. Впрочем, надо сказать, что "Ревизор" был разыгран прекрасно, говоря о мужских ролях, разумеется. Время было приятно занято, скука удалена. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю, как все легко воодушевлялись, как удачно, просто, беззатейливо всё шло. Никто друг на друга не обижался — жили одной дружной семьёй".

Агафья Карандашиха, одна из героинь обороны Петропавловска. Фото: Из фондов КГКУ ГААК

Добавим, что, когда в 1855 году Петропавловск поднялся, погрузился на корабли и отправился на новое место, чтобы не попасть под удар жаждавших реванша англичан и французов, Юлия Егоровна вместе с детьми волей случая осталась, но не в Петропавловске, а в селении Авача. Оттуда она наблюдала, как 12 кораблей европейских союзников (три парохода, пять фрегатов, три корвета и один 84-пушечный корабль "Монарх", нарочно для этой экспедиции вытребованный у Англии) столпились у входа в Петропавловский ковш, недоумевая, куда могли уйти те, кто вопреки всему одержали над ними победу в прошлом году. Весь месяц, пока эскадра дежурила у пустого города, яростно извергался Авачинский вулкан.

Наконец, спустя почти полгода, чета Завойко воссоединилась. Дорога в Николаевск-на-Амуре далась Юлии Завойко нелегко — она серьёзно заболела. Но и на здоровье Василия Степановича все перенесённые невзгоды повлияли довольно сильно. 

На новом месте пришлось заново устраивать весь быт. Точнее, строить город заново — ведь до этого Николаевск был просто военным постом на 150 человек. В 1855 году население разом увеличилось до 2 тысяч. Летом жили в палатках, но уже к зиме было построено жилье для военных и гражданских. И, конечно же, клуб: "Большой двухэтажный клуб с 30 нумерами для помещения молодых офицеров в одном этаже, в другом этаже была общая большая столовая, куда все офицеры и чиновники собирались обедать, танцевальная зала, библиотека и так далее".

Непросто было в Николаевске не только из-за недостатка жилья, но и по причине того, что не хватало продуктов, одежды, вестей, почты… И всё же каждую неделю в клубе устраивали танцевальные вечера, признавая, что даже в самую тяжелую пору необходима радость.

31 декабря 1855 года Юлия Егоровна писала матери: "Сегодня муж даёт вечер в клубе. Он и старшие дети встречают Новый год… Что сулит он нам? Мне ещё не дозволено выходить, да и сил нет".

7 января 1856 года: "Вчера у меня был утомительный день; в первый раз после долгих недель была в церкви, потом у меня было много посетителей, и, наконец, вечером была в театре. Здесь наш театр устроен гораздо лучше и наряднее, чем в Петропавловске. Занавес и декорации гораздо изящнее. Все собственных трудов офицеров. Выполнение пьес прекрасно. Было общее желание, чтобы я пошла со всеми после театра ужинать в клуб; но у меня силы не достало. Третий театр будет в последнее святочное воскресенье; я постараюсь к тому времени поэкономить силы".

9 января 1856 года: "Вчера был последний театр; играли "Ветеран и Новобранец" и наш прошлогодний "Ревизор"; они были выполнены отлично. После театра мы были в клубе, ужинали. В большой красивой зале накрыты большие столы; на концах четыре самовара, чай разливают четыре дамы. Все сидят вокруг столов, которые очень хорошо сервированы; вместе с чаем холодная закуска. Везде слышен весёлый говор и смех; и вместе с тем это имеет совершенно семейный вид. И это в стране, отдаленной от всего населенного света пустынями Сибири на 3 тысячи вёрст. После веселой закуски грянула музыка, не "Чижик" уже более, здесь очень порядочный военный оркестр, и начались веселые оживленные танцы".

16 лет семья Завойко провела на Дальнем Востоке. Это были тяжелые годы, полные лишений. Но и их Юлия Егоровна вспоминала под конец жизни с радостью и грустью по людям, с которыми ей пришлось пережить те страшные события:

"Более двадцати лет прошло с тех пор, но я всегда с искренней любовью вспоминаю их всех и каждого порознь. При мысли о каждом из них является теплое, родное чувство. В настоящее время многих уже не стало. Мир душам их! Память о них жива у меня в сердце и никогда в нем не умрет. Многих я с тех пор и не видала. Быть может, многие забыли этот краткий эпизод их жизни у нас; но я их никого не забыла, и со всегдашним теплым участием забьется сердце, когда упомянут знакомое имя, переносящее в эту незабываемую для меня эпоху".

Самим прочитать дневник Юлии Завойко можно здесь.