О том, почему мы живем на Камчатке. О том, что нам здесь нравится и не очень. Об захватывающих историях, приключениях духа и тела, о любимых местах и книгах, об улицах Петропавловска и его людях — в проекте ИА KamchatkaMedia “Камчатка и камчатцы”.
Сегодня герой нашей рубрики — Павел Калмыков. Серьёзный человек, врач-радиотерапевт высшей категории, работает в краевом онкологическом диспансере… А ещё он детский писатель, книгами которого зачитываются тысячи юных, и не только юных жителей России. Автор сказок про Школу Мудрых Правителей, про воспитанников бурой медведицы Аксиньи Потаповны, про ветерана Куликовской битвы Кощея Бессмертного, книг про оборону Петропавловска 1854 года, живёт рядом с нами, хотя родился на необитаемом острове.
В Оссоре вместе с отцом Львом Петровичем Калмыковым, 1964 год. Фото: Из личного архива П. Л. Калмыкова
— Где вы появились на свет, что это за место?
— Мой отец был врачом, учился в Волгограде, откуда родом. Его распределили на Камчатку. Есть фотография, где он запечатлён в тот момент, когда об этом узнаёт, и вид у него очень счастливый. Послали отца работать на остров Карагинский.
Это был не сказать процветающий, но все-таки очаг цивилизации: два поселка, рыбзавод и оленеводческий совхоз. Как я недавно узнал, там была даже типография, где печатали газету.
Мама родом из Приморья, выучилась на медсестру и просто поехала туда, где нужны были специалисты. Так она попала в Оссору. И там её нашел Лев Петрович и женился.
Я появился на свет на острове Карагинском. И поэтому всем говорю, что родился на необитаемом острове, ведь спустя недолгое время после моего рождения больницу закрыли, посёлки тоже и все люди оттуда уехали. Сейчас постоянного населения там нет.
Какое-то время мы жили в Оссоре, а потом отец окончил ординатуру в Новокузнецке, и мы перебрались в Петропавловск. Мне тогда было пять лет. Вначале мы там квартировали на улице Фрунзе, в деревянных домах, а потом въехали в пятиэтажный дом чуть выше магазина "Заря". Родители работали в областной больнице, им было удобно ходить на работу.
Павел Калмыков, 1966 год. Фото: Из личного архива П. Л. Калмыкова
— А какое оно было — ваше камчатское детство?
— Я был не очень счастливым ребенком. Не сказать, чтобы меня кто-то обижал, чего-то недодавал. Просто мне не нравилось, что взрослые мной командуют. В детском садике страшно не любил спать днем, молочный кисель и сидеть с руками на коленях.
А вот когда меня ставили в угол, мне это даже нравилось. Там в углу были трещины, паучок маленький жил, я его с пальца на палец пускал бегать.
Наконец, в 13 лет, у меня начал меняться гормональный фон, и я почувствовал себя счастливым, так себя ощущаю и до сих пор.
Пионерлагерь "Орленок". В руках цветок из ракушек, 1975 год. Фото: Из личного архива П. Л. Калмыкова
Учился я в школе № 2 имени Толстого на улице Ключевской. Зимой на физкультуре мы бегали на лыжах по льду Култучного озера. У меня это получалось хорошо. Любил с двухэтажного барака после пурги прыгать в огромные сугробы, они тогда были почти вровень с крышами и в них можно было провалиться почти с головой.
Летом по бухте катались на самодельных плотах. Это уже постарше мы были, классе в восьмом, когда не страшно и перевернуться, и искупаться ненароком.
Бухта была тогда гораздо грязнее, чем сейчас. Полно мазута, и нельзя было, как сегодня, увидеть топорка или нерпу. Было много кораблей. На озере тоже не было никаких уток. Озеро пованивало, на поверхности плавала пена из стоков городской бани…
А на бухте было интересно, там чего только не найдешь, что море выкинет. Например, освинцованные кабели, из которых мы плавили свинец и делали из него пирамидки, заливая в углубления в найденном кирпиче. Эти пирамидки были нашей дворовой валютой.
Учился я неплохо, сочинения писал легко, иногда даже в стихах, школу окончил в олимпийском, 1980-м году.
Район магазина "Заря", 1970-е. Фото: ГАКК
— Почему решили стать врачом? Родители пример показали?
— Во-первых, у меня склонности к естественным наукам. Во-вторых, да, о работе врача я имел хоть какое-то представление.. Я думал, думал... а почему и нет? Так и надумал, и поступил в Хабаровский медицинский институт.
Интернатуру по хирургии я проходил в Свердловске. Мне нравилась урология, поскольку мой отец по ней специализировался. Кстати, этот предмет в институте нам читал профессор А. М. Войно-Ясенецкий, внук великого хирурга святого Луки, образ которого теперь находится в нашем Морском соборе. Вот такой вот тесный мир.
— И там же, в Свердловске, у вас вышла первая книга, "Школа Мудрых Правителей или Королятник" (6+), история про то, как на далекой планете Бланеда враждующие короли отдали своих наследников в обучение к гениальному профессору-педагогу, и как королевичи и принцессы в конце концов подружились. Первым её опубликовал журнал "Уральский следопыт". А как вы пробились на его страницы?
— Вы хотите спросить, как меня туда занесло? Совершенно естественным путем. Я начал писать студентом, на втором курсе. У меня все книжки долгие, меньше шести лет ни одна ещё не сочинялась. Было мне тогда 18 лет, я начал делать набросочки в записных книжках, которые позже назвал "бредохранителями". Они существуют у меня до сих пор, правда, почти не пополняются, их где-то восемнадцать томов.
Спектакль выпускного курса в жанре оперетта, 1986 год. Фото: Из личного архива П. Л. Калмыкова
В институте на нашем курсе возникло небольшое литобъединение. Шутили, прикалывались, развлекались как могли. А потом я понял, что у меня получается что-то серьёзное. И решил, что эту штуку ("Королятник") допишу. И дописывал я её как раз на Урале, в Свердловске, это сейчас Екатеринбург, на интернатуре. Жил в районе Химмаш, и там же было литобъединение, я там зачитывал фрагменты, и вместе с другими соратниками по перу представил свою работу на конкурс молодых писателей. Вот у меня с этого конкурса её сразу и забрали для журнала "Уральский следопыт".
А после мне опять повезло, как раз был печатный бум, когда издательства кричали: "Давай, давай, давай, мы всё будем печатать". И так получилось, что книга вышла сразу в трёх издательствах, что вообще-то не положено. Но совершенно не нарочно. Одно издательство отказалось, а потом передумало. Другое издательство взялось, но распалось, а потом снова воскресло.
При этом каждое из них хотело, чтобы сказка называлась не так, как у других. Изначально я её назвал "Школа Мудрых Правителей", а "Королятником" величал в разговорах. Но прекрасный художник Александр Коротич сам добавил это слово в рисованный журнальный заголовок.
Иллюстрация из журнала "Уральский следопыт. Фото: Рисунок Александра Коротича
Затем в одном из издательств мне сказали, что не надо наших правителей ничему поучать, придумайте другое название. И она стала называться "Очень правдивая сказка". В другом издательстве сказали: "Мы не хотим, чтобы название было уже использованное, придумайте новое…" И вышла книга "Королятник, или Потусторонним вход воспрещён" (6+). Так я стал отцом книг-близнецов — дети одинаковые, а имена разные.
Кроме того, повесть опубликовали ещё и книжные пираты, без договора. А когда появился интернет, я узнал, что эта повесть живет своей жизнью, например, что есть прекрасная песня, текст которой взяли из книги. Я её совершенно случайно услышал, говорю: так это же мой текст!
Потом я узнал, что по "Королятнику" даже проводились ролевые игры, как по произведениям Толкиена или "Войне и миру" Толстого. Они шли несколько сезонов. Всё это существовало независимо от меня. Поэтому я говорю: когда-то я был великим детским писателем (улыбается — прим. редакции).
Студент Хабаровского медицинского института, 1982 год. Фото: Из личного архива П. Л. Калмыкова
— Куда вас направили после интернатуры?
— Распределяли нас по принципу: чем дальше от дома, тем лучше. И так я попал в уральский город Ирбит. Это в 200 километрах от Свердловска. Само это слово — Ирбит — было мне знакомо, потому что у моего соседа был мотоцикл с таким названием. Оказалось, что город славен не только мотоциклами. Я, пока там жил, пропитался этим местом, погрузился в его историю и потом написал книгу "Ветеран Куликовской битвы, или Транзитный современник" (6+).
Впрочем, я эту сказку начал писать до того, как приехал в Ирбит. Тогда я ничего не знал про Ирбит, не знал и в каком городе будет происходить действие. Мне была интересна сама фабула.
Представьте, что Кощей Бессмертный вовсе не погиб. Что сказка просто выдает желаемое за действительное. Что он живёт себе и живёт, а Пенсионный фонд хочет узнать, что это за такой человек, и пионеры хотят выяснить, что это за ветеран былых сражений, и милиция ищет его, потому что он где-то успел ей насолить, и медики, которые должны провести тотальную диспансеризацию, разыскивают старичка, который живёт себе и не болеет.
И я даже подумал, что нужно какой-нибудь город придумать, и назвал его сперва Лукоморск, а приехал в Ирбит и удивился: совершенно сказочный, невероятный город. Увидел почти утонувшие в земле старинные дома, с помутневшими окнами, за которыми видны книги, напечатанные по старой дореволюционной орфографии. Что это за город и в какую сторону здесь течет время?
Да здравствует старый кирпичный Ирбит,
Куда не дошли перестройка и СПИД,
Обитель спасенного от катаклизмов
Патриархального социализма.
Он мне таким показался. И, конечно, это был город мотоциклов…
В этом городе я прожил три года, работая хирургом в центральной городской больнице. Я спустя сколько-то лет в нём побывал. Он во многом изменился, но остался чудесным городом со своим языком, со своей памятью, со своей историей.
— Этой историей вы занимались довольно долго. Книга "Ветеран Куликовской битвы, или Транзитный современник" (6+) вышла в 2008 году, а вскоре стала призёром российской национальной премии "Заветная мечта". В это время вы уже снова жили на Камчатке?
— Да, я вернулся в родной город чуть раньше, в самый разгар перестроечной разрухи. Я люблю Петропавловск, точнее то место, в котором он стоит. Как архитектурный объект он меня не сильно трогает, а вот природа здесь замечательная. Нравится гулять по сопкам, по берегу бухты.
На пути к вершинам, Камчатка, 1991 год. Фото: Из личного архива П. Л. Калмыкова
И постепенно из этих прогулок и моего увлечения историей родилась ещё одна книга. Она вышла под названием "Клад и другие полезные ископаемые Камчатки" (6+).
Первые наброски я начал делать ещё в студенчестве. Хотелось написать такую книгу о родной Камчатке, где бы отразилась, с одной стороны, история нашего города, а с другой стороны, моё детство. И я, как занудный и дотошный человек, стал закапываться в оборону 1854 года.
Ещё когда я писал про Ирбит, пришлось немало времени просидеть в Ленинской библиотеке, разыскивая такие подробности о Пугачёвском восстании, о которых краеведы упоминали только мимоходом. И с Петропавловском так же — чтобы разобраться в теме, нужны первоисточники, а не позднейшие интерпретации, пришлось изучить множество документов.
Кстати, со стороны супостатов лучшие свидетельства оставили нам судовые врачи. И я своим коллегам очень благодарен за то, что они подробно и скрупулезно описывали то, что происходило.
Врач Калмыков на работе, 2013 год. Фото: Из личного архива П. Л. Калмыкова
Про нашу сторону мы слышали, Василия Завойко практически любой назовёт. А кто был с другой стороны? Очень мало известно про английского адмирала Прайса, про французского контр-адмирала Феврие-Депуанта.
Сейчас, в эпоху интернета, много возможностей: можно разыскать иностранные и российские публикации, обратиться к специалистам, у них выспросить то, что интересует. Вот Юрий Завражный, который писал про адмирала Прайса — он начал, а я присоединился, мы связались с родственниками всех наших супостатов, нашли их портреты, воссоздали жизненный путь, чтобы знали, с кем боролись, с кем мы имели дело.
А представьте, что с тех пор на Камчатке спрятан клад? И его разыскивают наши современники, юные школьники? Получилась не сказка, а детектив с большой исторической составляющей. Впрочем, зачем описывать книги, проще взять и прочитать.
— В рамках нашего небольшого интервью мы упомянули далеко не все ваши книги, например, "Лето разноцветно-косолапое" (0+). Скажите, а с каким цветом у вас ассоциируется Камчатка?
Я переводил дневники английского врача Дика, и он периодически писал стишки. Вот когда он приплыл на Камчатку во второй раз, в 1855 году, он написал стихи, которые звучат в русском переводе так:
Камчатка возникает грядою белых гор,
Похожих на унылый некрашеный фарфор.
То штормы нас трепали, то никли паруса,
Молочные туманы, тяжёлая роса…
И вот готовы сбыться надежды и мольбы:
В буруне мнится парус, в прибое гул пальбы.
Там — русские фрегаты! — реванш, победа, приз!
…Увы, не приз, а призрак — фантазии каприз.
Я потом долго выяснял, что он имел в виду под "некрашеным фарфором". Оказывается, в Англии производители фаянса устраивали конкурс на лучшую раскраску. Вот они продавали, допустим, курительные трубки, кружки, миски, и кто красивее раскрасит, тому достаётся приз. В общем, для доктора Дика Камчатка цвета не имела.
А для меня Камчатка — это синева самых разных оттенков. И зелень. Если она в отдалении, то тоже становится голубоватой. Тут тебе все оттенки синего: и то, что вдали, и то, что в море, и то, что в горах, и когда на вулканах белые прожилки, а между ними как будто небо проступает синевой. Это мой главный цвет, хотя и серого у нас тоже достаточно, потому что не всегда ярко и солнечно, не всегда и полыхают закаты в линзовидных облаках.
— Если не Камчатка, то…
— Если не Камчатка, то всё равно Камчатка.
"Кузнечик, дорогой, коль много ты блажен…", Камчатка, 2008 год. Фото: Из личного архива П. Л. Калмыкова
