1 августа 2021. Торжеств по случаю своего юбилея Зоя Янышева не устраивает. И дело тут вовсе не в пандемии и даже не в суевериях, навязанных числу 40 народными нумерологами. Никаких празднований не было и пять лет назад, и десять, и двадцать… Как-то один из бывших губернаторов Камчатки поинтересовался у Зои Серафимовны, когда у нее намечается ближайший бенефис. "Никогда", — улыбнулась актриса и слово свое держит. Почему она не празднует юбилеи? Как получилось, что свою родину она видела только по интернету? За что будущий муж попал к ней в немилость? Почему она отказывалась от хороших ролей и как меняла итальянские сапоги на члена семьи? Об этом и многом другом Зоя Янышева рассказала в интервью корреспондентам ИА KamchatkaMedia.
— Зоя Серафимовна, у вас в досье написано, что вы родились в Вене. И точка на этом. Никаких подробностей и комментариев. Как будто у нас каждый второй в Австрии рождается…
— В середине прошлого века советские войска где только не базировались, мой папа тогда служил в Австрии, там я и родилась. Но личных воспоминаний об этом факте биографии у меня нет, потому что семья вернулась в Советский Союз, когда мне было всего 3 месяца от роду. В моем свидетельстве значится, что я родилась в Вене (там, очевидно, было консульство, в котором оформляли документы). Но на самом деле место моего рождения — австрийский город Санкт-Пельтен, где располагалась военная часть, в которой служил мой отец. Вот там в госпитале я и появилась на свет. Знаю, что роды принимал врач-поляк. И он так успокаивал моего папу, ждавшего рождения сына: "Не расстраивайтесь, пан Серафим, у меня вообще три дочки, и ничего". Не знаю, утешило ли это отца… Вторым ребенком у родителей тоже была девочка — моя сестра Оля.
— Вы ездили в Австрию, будучи взрослой? Любопытно, наверное, побывать в том месте, где ты родился, но, можно сказать, и не видел ни разу?
— Любопытно, конечно! Но как-то не складывалось. Хотя у них есть такой закон: все, кто родился в Австрии, могут въезжать в страну без визы. Вот закончится пандемия, снимут ограничения, попробую узнать подробно и съездить. Когда у нас появился интернет, мы нашли веб-камеру, установленную в Санкт-Пельтене, и я наконец увидела то, чего не видела никогда. Смотрю, архитектура какая-то нетипичная, странноватая для тех мест… Оказалось, что изначально там находилось древнее римское поселение, и Санкт-Пельтен является одним из старейших городов Австрии.
— Кроме этих трех австрийских месяцев дальше было обычное советское детство?
— Потом папу еще отправляли в Германию, и мы, конечно, ездили с ним. Но это тоже были короткие периоды. Росла и училась я в Москве. Директор набрала в коллектив таких талантливых педагогов, что им удалось обычную среднюю школу сделать волшебной. Каждый учитель был влюблен в свой предмет, и ученикам не полюбить его было нереально. К примеру, мне, гуманитарию, математику преподавали так, что я до сих пор помню разные системы счисления и даже могу кое-что решить.
Фото с. Архив З. Янышевой
Наши педагоги сами были творческими людьми и нас учили творить. У нас было школьное радио, для которого мы сами готовили передачи и викторины. Нам доверяли! На каникулы педагоги вывозили нас то на Кавказ, то в Прибалтику. Да, там в поездках нам приходилось, например, спать в спортзале на матах, но кто тогда обращал внимание на эти неудобства? Главное, что мы могли увидеть и узнать столько нового и интересного — ходили в театры, музеи, на выставки. А еще педагоги учили нас быть людьми. Учили не только по книжкам, но и своим примером. Как-то нам дали нового педагога по русскому языку и литературе — Алевтину Ильиничну. Ей очень не повезло! Потому что прежнюю свою русичку мы безумно любили и категорически были против любых других кандидатур, тем более — таких! Наша учительница была обаятельная, улыбчивая, а тут в класс вошла какая-то бесчувственная палка с черными (вырви глаз!) космами, такая серьезная и сухая в общении. Мы решили устроить бойкот и перестали ходить на ее уроки. Наш мудрый директор рассудила так: хорошо, не хотите ее уроки посещать, значит, вообще в школу можете не ходить. В первый день нам было очень весело, во второй — тоже ничего, собирались на квартирах одноклассников, а вот через неделю стало так тоскливо, и мы пришли сдаваться. И что вы думаете, Алевтина Ильинична продемонстрировала как-то свое превосходство в этой ситуации или наказала нас? Нет, ей хватило мудрости и души понять, почему мы понаделали дури. И она нас простила.
А потом мы узнали, почему у нее волосы такие черные. Оказалось, что в блокадном Ленинграде она, 16-летней девчонкой, работала на заводе… И завод этот разбомбили немцы. Здание полностью разрушилось, она падала с большой высоты и выжила чудом, ухватившись за балку. Вот на этой балке, не зная, найдут ли ее вообще, спасут ли, она и поседела. Очень стеснялась этой седины и усердно закрашивала ее черным.
Педагогом Алевтина Ильинична оказалась прекрасным. Я очень ценила ее мнение, и именно к ней пошла просить совета перед поступлением в вуз.
— К учителю, не к родителям?
— Мама очень рано умерла. Пока мы были маленькие, она по настоятельной просьбе папы не выходила на работу, занималась домом и нами. Она это затворничество тяжело переживала. Когда мы подросли, мама наконец-то вырвалась на волю, на работу летела как на праздник! Даже больничные не хотела брать, и тяжелую ангину на ногах проходила — в результате получила осложнение на сердце….
И мамочку мы потеряли, когда ей было всего 42 года. Маминого совета я бы хотела попросить, да не могла. В семье нашей не было людей, близких к театру. Вообще гуманитариев-то не было. Папа — я уже говорила — военный, окончил службу подполковником, остальные все — дяди, тети, сестры — технари, химики, биологи.
— Если судить по рассказам ваших коллег, то складывается странный сценарий: очень многие актеры не мечтали о сцене, пришли сдавать экзамены в театральные вузы совершенно случайно, за компанию с друзьями… Причем, в итоге друзья провалились, а они поступили. У вас так же было?
— Ну… почти (смеется). Я тоже пришла за компанию с подругами, но не совсем случайно. Вообще, я усиленно готовилась поступать на филфак МГУ, два года ходила на публичные лекции в этот университет. Очень любила и люблю русский язык и литературу. Но и театральную студию, и студию художественного слова, в которых я занималась в старших классах, не бросала.
И где-то глубоко в душе допускала такую робкую мысль — стать актрисой. В моей голове это выглядело примерно так: пойду поступать в театральный, меня, конечно, не примут, и тогда я, как нормальный человек, пойду учиться на педагога-филолога.
Две мои подруги по студии Люба и Оля уверенно сказали, что берут меня с собой на экзамены. Было очень страшно! Но я решила пойти поглядеть. Поглядела. И по баллам прошла сразу в два вуза, выбрала ГИТИС. Девчонок моих, кстати, в тот раз не взяли, но потом они обе поступили! Люба Гречишникова стала известным режиссером, она поставила не один десяток концертов и творческих вечеров разных российских звезд, среди которых Башмет, Кобзон, Пугачева и масса других. Оля Горелова тоже поступила со второй попытки, но уже на операторский факультет, и всю жизнь отработала на Центральном телевидении. А актрисой в итоге стала именно я. Мне довелось учиться у замечательных педагогов старой гвардии — Михаила Михайловича Козакова, Станислава Андреевича Любшина, Ирины Ильиничны Судаковой, Заремы Нурдиновны Мадемиловой, Владимира Давыдовича Тарасенкова…
Актриса Зоя Янышева. Архив З. Янышевой
— Вы ведь не остались в Москве после окончания ГИТИСа, хотя могли? Почему?
— Я училась хорошо, но красного диплома все же не получила. А в столице безоговорочно оставляли лишь краснодипломников. Были и другие возможности задержаться, но у меня не хватило внутренних сил ходить по показам в театры, чтобы на меня обратили внимание и взяли. А работа в филармонии и театре ВТО, которая тоже позволяла остаться, казалась мне совсем неинтересной. Да что уж говорить… Меня тогда даже перспектива преподавания в родном вузе не прельстила! Я была любимой ученицей педагога по сценической речи Ирины Юрьевны Промптовой (сейчас она уже профессор, долгие годы была заведующей кафедрой речи ГИТИСа). Она меня уговаривала вернуться к ней в аспирантуру после отработки по распределению, а затем на кафедру сценической речи педагогом. Я же подумала, что в 20 с хвостиком преподавать — это скукота! Ведь я хотела играть на сцене. На распределении был предложен список театров, где требовалась актриса-героиня. Мой преподаватель Геннадий Андреевич Косюков, к мнению которого я очень прислушивалась, посоветовал выбрать Волгоград, так как туда набирали большую группу выпускников ГИТИСа.
Я согласилась, и сама же рекомендовала добавить в эту группу своего будущего мужа Валентина Зверовщикова. На тот момент мы были просто знакомы, и знакомство это не было приятным. Но я уже тогда понимала, что он — суперталантливый режиссер.
— А за что, если не секрет, Зверовщиков попал к вам в немилость?
— Во время учебы многие говорили, что характер у него несносный. И мне довелось в этом убедиться. В ГИТИСе за мной пытался ухаживать молодой человек, который был товарищем Валентина. И вот как-то через профком ему удалось достать билеты в Театр на Таганке. Он хотел пойти на спектакль со мной, стоял ждал, волновался. Он очень восторженно ко мне относился, а я к нему — по-приятельски. И Валентин пожалел его, видимо, по-своему… Он сказал, что все артистки — вертихвостки, и я давно уже убежала. Парень очень расстроился и ушел. А я на самом деле просто немного задержалась. Потом, когда мы в этой истории разобрались, я очень рассердилась!
— Возможно, Валентин Васильевич не только "пожалел" своего товарища, но и свои коварные планы на вас строил?
— Тогда, наверное, еще нет. Хотя, признавался потом, что первым меня заметил. Как говорит Валентин, сначала увидел ноги. Я тогда по моде тех лет ходила в юбках настолько коротких, что при подъеме по гитисовской винтовой лестнице приходилось портфелем сзади прикрываться. А потом он уже запомнил меня "целиком", когда присутствовал на показе актерских этюдов на первой моей сессии. Я же сначала на него вообще не обращала внимания. А потом был этот неприятный случай с билетами в театр! В общем, у Валентина не было шансов.
Но перед нашим отъездом в Волгоград ко мне подошла наш общий педагог и сказала: "Зоя, с вами едет Валентин, он ершистый, неуживчивый и очень ранимый... Пожалуйста, присмотри там за ним". Я была девочкой исполнительной: сказали присмотреть, я и присмотрела. В этом декабре будем отмечать 45-летие со дня свадьбы.
Кстати, свадьба у нас была при той нашей нищете просто роскошная! Валентин получил гонорар за переработку — целых 500 рублей, несметное богатство по тем временам. Но деньги — это полдела. Тогда были времена дефицита! Как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Валентина очень полюбили коллеги в волгоградском театре, и вообще у нас появилось в творческой среде много хороших приятелей. Наши друзья помогли нам сделать грандиозный праздник в зале лучшей гостиницы города — "Волгоград". Единственное, что подтвердить это "документально" не могу, потому что со свадьбы у нас не осталось ни одного снимка. Вовремя не спохватились забрать фото, а когда через какое-то время стали спрашивать, уже не нашли концов. Ну это, кстати, очень показательно для нашей семьи! Мы с Валей в этом смысле прямо по строкам Пастернака живем — "Не надо заводить архива, Над рукописями трястись...". Не собираем ни рецензий на спектакли, ни газетных вырезок с интервью…