Бенефис? Никогда!

Торжеств по случаю своего юбилея Зоя Янышева не устраивает. И дело тут вовсе не в пандемии и даже не в суевериях, навязанных числу 40 народными нумерологами. Никаких празднований не было и пять лет назад, и десять, и двадцать… Как-то один из бывших губернаторов Камчатки поинтересовался у Зои Серафимовны, когда у нее намечается ближайший бенефис. "Никогда", — улыбнулась актриса и слово свое держит. Почему она не празднует юбилеи? Как получилось, что свою родину она видела только по интернету? За что будущий муж попал к ней в немилость? Почему она отказывалась от хороших ролей и как меняла итальянские сапоги на члена семьи? Об этом и многом другом Зоя Янышева рассказала в интервью корреспондентам ИА KamchatkaMedia.

— Зоя Серафимовна, у вас в досье написано, что вы родились в Вене. И точка на этом. Никаких подробностей и комментариев. Как будто у нас каждый второй в Австрии рождается…

— В середине прошлого века советские войска где только не базировались, мой папа тогда служил в Австрии, там я и родилась. Но личных воспоминаний об этом факте биографии у меня нет, потому что семья вернулась в Советский Союз, когда мне было всего 3 месяца от роду. В моем свидетельстве значится, что я родилась в Вене (там, очевидно, было консульство, в котором оформляли документы). Но на самом деле место моего рождения — австрийский город Санкт-Пельтен, где располагалась военная часть, в которой служил мой отец. Вот там в госпитале я и появилась на свет. Знаю, что роды принимал врач-поляк. И он так успокаивал моего папу, ждавшего рождения сына: "Не расстраивайтесь, пан Серафим, у меня вообще три дочки, и ничего". Не знаю, утешило ли это отца… Вторым ребенком у родителей тоже была девочка — моя сестра Оля.

— Вы ездили в Австрию, будучи взрослой? Любопытно, наверное, побывать в том месте, где ты родился, но, можно сказать, и не видел ни разу?

— Любопытно, конечно! Но как-то не складывалось. Хотя у них есть такой закон: все, кто родился в Австрии, могут въезжать в страну без визы. Вот закончится пандемия, снимут ограничения, попробую узнать подробно и съездить. Когда у нас появился интернет, мы нашли веб-камеру, установленную в Санкт-Пельтене, и я наконец увидела то, чего не видела никогда. Смотрю, архитектура какая-то нетипичная, странноватая для тех мест… Оказалось, что изначально там находилось древнее римское поселение, и Санкт-Пельтен является одним из старейших городов Австрии.

— Кроме этих трех австрийских месяцев дальше было обычное советское детство?

— Потом папу еще отправляли в Германию, и мы, конечно, ездили с ним. Но это тоже были короткие периоды. Росла и училась я в Москве. Директор набрала в коллектив таких талантливых педагогов, что им удалось обычную среднюю школу сделать волшебной. Каждый учитель был влюблен в свой предмет, и ученикам не полюбить его было нереально. К примеру, мне, гуманитарию, математику преподавали так, что я до сих пор помню разные системы счисления и даже могу кое-что решить.

Фото с. Архив З. Янышевой

Наши педагоги сами были творческими людьми и нас учили творить. У нас было школьное радио, для которого мы сами готовили передачи и викторины. Нам доверяли! На каникулы педагоги вывозили нас то на Кавказ, то в Прибалтику. Да, там в поездках нам приходилось, например, спать в спортзале на матах, но кто тогда обращал внимание на эти неудобства? Главное, что мы могли увидеть и узнать столько нового и интересного — ходили в театры, музеи, на выставки. А еще педагоги учили нас быть людьми. Учили не только по книжкам, но и своим примером. Как-то нам дали нового педагога по русскому языку и литературе — Алевтину Ильиничну. Ей очень не повезло! Потому что прежнюю свою русичку мы безумно любили и категорически были против любых других кандидатур, тем более — таких! Наша учительница была обаятельная, улыбчивая, а тут в класс вошла какая-то бесчувственная палка с черными (вырви глаз!) космами, такая серьезная и сухая в общении. Мы решили устроить бойкот и перестали ходить на ее уроки. Наш мудрый директор рассудила так: хорошо, не хотите ее уроки посещать, значит, вообще в школу можете не ходить. В первый день нам было очень весело, во второй — тоже ничего, собирались на квартирах одноклассников, а вот через неделю стало так тоскливо, и мы пришли сдаваться. И что вы думаете, Алевтина Ильинична продемонстрировала как-то свое превосходство в этой ситуации или наказала нас? Нет, ей хватило мудрости и души понять, почему мы понаделали дури. И она нас простила.

А потом мы узнали, почему у нее волосы такие черные. Оказалось, что в блокадном Ленинграде она, 16-летней девчонкой, работала на заводе… И завод этот разбомбили немцы. Здание полностью разрушилось, она падала с большой высоты и выжила чудом, ухватившись за балку. Вот на этой балке, не зная, найдут ли ее вообще, спасут ли, она и поседела. Очень стеснялась этой седины и усердно закрашивала ее черным.

Педагогом Алевтина Ильинична оказалась прекрасным. Я очень ценила ее мнение, и именно к ней пошла просить совета перед поступлением в вуз.

— К учителю, не к родителям?

— Мама очень рано умерла. Пока мы были маленькие, она по настоятельной просьбе папы не выходила на работу, занималась домом и нами. Она это затворничество тяжело переживала. Когда мы подросли, мама наконец-то вырвалась на волю, на работу летела как на праздник! Даже больничные не хотела брать, и тяжелую ангину на ногах проходила — в результате получила осложнение на сердце….

И мамочку мы потеряли, когда ей было всего 42 года. Маминого совета я бы хотела попросить, да не могла. В семье нашей не было людей, близких к театру. Вообще гуманитариев-то не было. Папа — я уже говорила — военный, окончил службу подполковником, остальные все — дяди, тети, сестры — технари, химики, биологи.

— Если судить по рассказам ваших коллег, то складывается странный сценарий: очень многие актеры не мечтали о сцене, пришли сдавать экзамены в театральные вузы совершенно случайно, за компанию с друзьями… Причем, в итоге друзья провалились, а они поступили. У вас так же было?

— Ну… почти (смеется). Я тоже пришла за компанию с подругами, но не совсем случайно. Вообще, я усиленно готовилась поступать на филфак МГУ, два года ходила на публичные лекции в этот университет. Очень любила и люблю русский язык и литературу. Но и театральную студию, и студию художественного слова, в которых я занималась в старших классах, не бросала.

И где-то глубоко в душе допускала такую робкую мысль — стать актрисой. В моей голове это выглядело примерно так: пойду поступать в театральный, меня, конечно, не примут, и тогда я, как нормальный человек, пойду учиться на педагога-филолога.

Две мои подруги по студии Люба и Оля уверенно сказали, что берут меня с собой на экзамены. Было очень страшно! Но я решила пойти поглядеть. Поглядела. И по баллам прошла сразу в два вуза, выбрала ГИТИС. Девчонок моих, кстати, в тот раз не взяли, но потом они обе поступили! Люба Гречишникова стала известным режиссером, она поставила не один десяток концертов и творческих вечеров разных российских звезд, среди которых Башмет, Кобзон, Пугачева и масса других. Оля Горелова тоже поступила со второй попытки, но уже на операторский факультет, и всю жизнь отработала на Центральном телевидении. А актрисой в итоге стала именно я. Мне довелось учиться у замечательных педагогов старой гвардии — Михаила Михайловича Козакова, Станислава Андреевича Любшина, Ирины Ильиничны Судаковой, Заремы Нурдиновны Мадемиловой, Владимира Давыдовича Тарасенкова…

Актриса Зоя Янышева. Архив З. Янышевой

— Вы ведь не остались в Москве после окончания ГИТИСа, хотя могли? Почему?

— Я училась хорошо, но красного диплома все же не получила. А в столице безоговорочно оставляли лишь краснодипломников. Были и другие возможности задержаться, но у меня не хватило внутренних сил ходить по показам в театры, чтобы на меня обратили внимание и взяли. А работа в филармонии и театре ВТО, которая тоже позволяла остаться, казалась мне совсем неинтересной. Да что уж говорить… Меня тогда даже перспектива преподавания в родном вузе не прельстила! Я была любимой ученицей педагога по сценической речи Ирины Юрьевны Промптовой (сейчас она уже профессор, долгие годы была заведующей кафедрой речи ГИТИСа). Она меня уговаривала вернуться к ней в аспирантуру после отработки по распределению, а затем на кафедру сценической речи педагогом. Я же подумала, что в 20 с хвостиком преподавать — это скукота! Ведь я хотела играть на сцене. На распределении был предложен список театров, где требовалась актриса-героиня. Мой преподаватель Геннадий Андреевич Косюков, к мнению которого я очень прислушивалась, посоветовал выбрать Волгоград, так как туда набирали большую группу выпускников ГИТИСа.

Я согласилась, и сама же рекомендовала добавить в эту группу своего будущего мужа Валентина Зверовщикова. На тот момент мы были просто знакомы, и знакомство это не было приятным. Но я уже тогда понимала, что он — суперталантливый режиссер.

— А за что, если не секрет, Зверовщиков попал к вам в немилость?

— Во время учебы многие говорили, что характер у него несносный. И мне довелось в этом убедиться. В ГИТИСе за мной пытался ухаживать молодой человек, который был товарищем Валентина. И вот как-то через профком ему удалось достать билеты в Театр на Таганке. Он хотел пойти на спектакль со мной, стоял ждал, волновался. Он очень восторженно ко мне относился, а я к нему — по-приятельски. И Валентин пожалел его, видимо, по-своему… Он сказал, что все артистки — вертихвостки, и я давно уже убежала. Парень очень расстроился и ушел. А я на самом деле просто немного задержалась. Потом, когда мы в этой истории разобрались, я очень рассердилась!

— Возможно, Валентин Васильевич не только "пожалел" своего товарища, но и свои коварные планы на вас строил?

— Тогда, наверное, еще нет. Хотя, признавался потом, что первым меня заметил. Как говорит Валентин, сначала увидел ноги. Я тогда по моде тех лет ходила в юбках настолько коротких, что при подъеме по гитисовской винтовой лестнице приходилось портфелем сзади прикрываться. А потом он уже запомнил меня "целиком", когда присутствовал на показе актерских этюдов на первой моей сессии. Я же сначала на него вообще не обращала внимания. А потом был этот неприятный случай с билетами в театр! В общем, у Валентина не было шансов.

Но перед нашим отъездом в Волгоград ко мне подошла наш общий педагог и сказала: "Зоя, с вами едет Валентин, он ершистый, неуживчивый и очень ранимый... Пожалуйста, присмотри там за ним". Я была девочкой исполнительной: сказали присмотреть, я и присмотрела. В этом декабре будем отмечать 45-летие со дня свадьбы.

Кстати, свадьба у нас была при той нашей нищете просто роскошная! Валентин получил гонорар за переработку — целых 500 рублей, несметное богатство по тем временам. Но деньги — это полдела. Тогда были времена дефицита! Как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Валентина очень полюбили коллеги в волгоградском театре, и вообще у нас появилось в творческой среде много хороших приятелей. Наши друзья помогли нам сделать грандиозный праздник в зале лучшей гостиницы города — "Волгоград". Единственное, что подтвердить это "документально" не могу, потому что со свадьбы у нас не осталось ни одного снимка. Вовремя не спохватились забрать фото, а когда через какое-то время стали спрашивать, уже не нашли концов. Ну это, кстати, очень показательно для нашей семьи! Мы с Валей в этом смысле прямо по строкам Пастернака живем — "Не надо заводить архива, Над рукописями трястись...". Не собираем ни рецензий на спектакли, ни газетных вырезок с интервью…

1 / 5

— Актриса и режиссер — это такая классическая пара. Но все же чаще в этих случаях речь идет о красивых романах, нежели о таких долгих браках… Легко ли двум звездам рядом? И что является тем цементом, который так крепко держит вас вместе?

— Сначала о звездах…. На себя бы я точно не стала примерять этот статус. Теперь о жизни... Когда мы поженились, многие думали, что это у нас на год-два. Да мы и сами не исключали такого развития событий. Но вот так вышло, что ошиблись.

Однако это совсем не значит, что эти 45 лет были безоблачными, что они прошли на одной восторженной ноте… Были и трудные времена, и всякие… С Валентином бывает сложно, со мной бывает очень сложно. Нам обоим помогает юмор. Без него никак!

Что Валентина держит рядом со мной — это надо у него спросить. А про себя точно могу ответить: мне ни на минуту не стало скучно с ним за все эти годы! Он — источник энергии, он столько знает и умеет! Меня Валя многому научил в профессии. Мне ведь безумно повезло, что я оказалась рядом с ним в ту пору, когда я только осваивалась в театре. Первое время я часто играла в его спектаклях. Пока мы не поженились. Потом это стало неэтично. И я играла уже, в основном, у других режиссеров.

— Неэтично? Валентин Васильевич так сказал?

— Почему он? Мы оба так решили.

Я наблюдала такие пары, где, супруг-режиссер кидает роли к ногам своей жены-примы. Мне же всегда казалось, что даже если прима и вправду очень хорошая актриса, это все равно несправедливо по отношению к другим актрисам труппы. Я не могу сказать, что такая моя позиция не заставляла меня порой страдать.

Вот есть роль, и ты понимаешь, что хочешь ее сыграть, и ты твердо знаешь, что это твоя роль, но тебе ее не дадут… Мне Валентин довольно часто давал такие роли (особенно по молодости), которые другим актрисам предлагать было неприлично. Или без слов совсем, или с незначительным текстом. Например, в начале выйти на сцену, хохоча, а в конце, так же безудержно хохоча, покататься на качелях. Но претензий я ему все эти годы не предъявляла, и сейчас, тем более, не собираюсь начинать.

Не сыграв, я все же выигрывала. В чем? Во-первых, я могу честно смотреть в глаза коллегам-актрисам. Ничьих ролей не отбирала, себе преференций не требовала никогда. И, во-вторых, спокойствие в семье: не тревожила этими темами, не сворачивала мужу кровь. По другим поводам — да, еще как! Но только не по этому поводу.

Когда Валентин чувствовал, что какая-то роль стопроцентно моя, он мне ее отдавал. Ну и вообще-то грех жаловаться — у меня было много хороших ролей и в спектаклях других режиссеров.

— Зоя Серафимовна, а как вы оказались на Камчатке? В Волгограде ведь и у вас, и у Валентина Васильевича все хорошо складывалось…

— Валентин всегда много ставил... И он умеет трудиться азартно, быстро и весело. Поэтому актеры с ним любят работать. И публика его полюбила! А вот главный режиссер стал испытывать к Валентину другие чувства.

Зависть к чужому успеху — вещь разрушительная. Для начала на нас натравили КГБ. В те годы для этого не нужны были особые поводы. Тогда даже зарубежные пьесы нельзя было ставить! А Валентин отличался свободомыслием. На творческого человека вообще легко было найти компромат.

Главреж самоутверждался, постоянно унижая на наших глазах наших коллег. В театре специально создавалась невыносимая обстановка. Отработав три года, мы ушли. В никуда. У нас был годовалый сын Илюша, я отправилась с ним к родным, в Москву. А Валентину сразу пришли приглашения из других театров. Сначала он съездил в Благовещенск, где ему предложили стать главным режиссером и даже дали трехкомнатную квартиру. И я уже стала привыкать к мысли, что там мы и будем жить. Потом он позвонил и сказал, что получил другое предложение, позже расскажет, и пропал со связи. Некоторое время я вообще не знала, где он.

Валентин, предчувствуя мою реакцию, боялся говорить, куда именно он направился. Не зря боялся. Когда он признался, что это Камчатка, я стала рыдать. Это же край карты! А Валя говорит: "Ну что ты? Тут прекрасно! Тут такое солнце! Ты же любишь Крым и Кавказ — тут такие горы! Бухта, океан! Люди чудесные, коллектив замечательный".

Послушала я его, собрала чемоданы, и 14 февраля 1981 года мы с сыном прилетели сюда.

— Сильно ли то, что вы здесь увидели, отличалось от рассказа Валентина Васильевича?

— Февраль стоял на дворе, снега здесь лежало по шею. Наш московский самолет приземлился, когда уже спустились сумерки…

И вот мы едем по этой темноте, среди сугробов, в холодном уазике, изредка мелькают хибарки… Валя машет рукой куда-то в снежную пустыню и говорит: "Вон наш дом, там мы будем жить". Я глотаю слезы, отворачиваюсь, чтобы не видно было, и спрашиваю: "А город-то далеко?". Он отвечает: "Мы давно по городу едем".

Не успели мы добраться, Валентин сообщил, что сегодня в театре будет "Эшелон", и мне надо обязательно сходить на этот спектакль. Ну я с корабля на бал и пошла. А в театр меня пускать не хотели сначала, вахтер не поверил, что я новая артистка. Потом разобрался, что к чему, и сжалился. В тот вечер я увидела на сцене практически весь женский состав труппы. Актрисы были такие красивые и замечательные, что я, конечно, первым делом подумала: а я-то зачем здесь?

— Долго вы Камчатку воспринимали как временную трудность?

— Очень долго я жила здесь временщиком. Сначала контракт на три года, потом еще контракт, еще один, еще… И так 40 лет набежало! Домом я назвала Камчатку только лет через 10, а то и больше. Мы были в отпуске в Москве, а я спросила вдруг Валентина, скоро ли домой. Он посмотрел недоуменно, мол, ты же вечно в Москву хочешь, ты и так дома. А я впервые тогда сказала: "Домой хочу, на Камчатку".

1 / 6

— 40 лет — это длинный творческий путь… Интересно, сколько ролей вы за это время сыграли в нашем театре? А про любимые не спрашивать?

— Конечно, не спрашивать! (смеется). Их правда было много, я никогда не вела учет, и понятия не имею, сколько именно ролей у меня было.

На любимые и нелюбимые я никогда свои роли не поделю. Тем более, на "знаковые" и "не знаковые". Я отношусь к ним так: вот сегодня я играю эту роль, а завтра… может не наступить. И именно сегодня, в эту секунду, надо играть. Роли запоминаются по-разному: какие-то — особо теплой реакцией публики, какие-то — атмосферой репетиций, людьми, другие — личными ощущениями.

1 / 4

Очень я любила играть в спектаклях, которые ставил Валентин. С ним безумно интересно и легко работать. И маленькие, и большие мои роли у него — все оставили след. Мы все очень любили играть в его спектакле "Вдовий пароход"! И о работе с другими режиссерами есть что вспомнить! Например, роль Женьки в "Яме". Или вот приехал в театр режиссер ставить кассовый мюзикл, а для нас с Таней Артемьевой предложил поставить "Мурлин Мурло". Этот спектакль тогда только вышел в "Современнике", его по стране еще никто не ставил. Режиссер сказал: только репетировать будем в середке дня во внеурочное время между утренней и вечерней репетициями мюзикла. Мы с Таней сразу согласились. Да, тяжко, да сразу все навалилось. Но какое удовольствие было ставить эту пьесу в такой компании! Роль Ольги из "Мурлин" я очень любила. Спектакль такой пронзительный получился... Про таких недотыкомок, которые мечтают о счастье, но оно всегда где-то за углом, а не с ними. Вот такая жизнь, которая не проживается, а ожидается. Особые воспоминания всегда о работе с Юрием Погребничко, известным российским режиссером, худруком московского Театра "Около дома Станиславского", который когда-то работал главным режиссером в нашем камчатском театре. Я у него сыграла в "Старшем сыне" и в "С любимыми не расставайтесь". Из недавних своих работ я вспоминаю сейчас роли в "Клятвенных девах" Виталия Дьяченко и в спектакле "Калека с острова Инишмаан" Олега Степанова.

1 / 3

— А что сегодня в планах? Какие роли ждут вас?

— Я могу думать о любых ролях, планировать все, что угодно, и даже репетировать у себя на кухне… Законом не запрещено! Но распределение репертуара будет только в начале нового сезона. Актеры не вольны выбирать. Что скажут, то и будем играть. А свои "хочу" я никогда не озвучивала в театре.

Из последнего мне очень понравилось работать над литературно-художественным проектом "Мандельштам", который мы сделали к юбилею поэта. Я делала литературную композицию: там есть и стихи Мандельштама, и фрагменты из его переписки с женой. Также работала здесь как педагог-речевик... А режиссировал и монтировал это все Владимир Заварзин. Задействованы в этом проекте мои коллеги-артисты. Посмотреть то, что получилось, можно на канале нашего Камчатского театра в YouTube.

Фото. Фото: Архив З. Янышевой

— Все же, когда-то сделав выбор в пользу театра, вы не смогли вычеркнуть и педагогику из списка профессиональных интересов? Журналисты многих камчатских СМИ, например, благодаря вашим урокам чище и правильнее говорят.

— Когда в театре было мало работы, наш директор Борис Михайлович Киркин, светлая ему память, выпихнул меня на преподавание. На базе 39 школы тогда был открыт театральный класс, и Борис Михайлович меня уговорил его взять. Ребята хорошие были, кто-то поступил в театральное училище, а кто-то потом и в труппу нашу пришел. Сейчас я занимаюсь речью и со студентами, и с журналистами, и с коллегами. Но я благодарна Киркину не только за возвращение в педагогику… Я благодарна ему за то, что в трудные годы он нашел в себе силы и талант сохранить театр. Это потрясающий был человек и директор с большой буквы!

В те далекие нищие 90-е, когда актерам почти не платили, он умудрялся спасать наши семьи от холода и голода. У нас на вахте то и дело стояли мешки с мукой, картошкой, морковкой, сахаром… Он договаривался и доставал все это по небольшой цене. Мы брали продукты под запись, а когда появлялись деньги, расплачивались… К нам приезжали какие-то люди и привозили одежду и обувь.

Потом, помню, весь театр ходил в одинаковых красных итальянских сапогах… А я свои отдала. Сын выменял эти сапоги с небольшой доплатой на собаку — московскую сторожевую, которая стала членом нашей семьи на долгие годы.

Так же, как когда-то Борис Михайлович Киркин, уже позже, во времена реконструкции, наш театр спасал Валентин Васильевич Зверовщиков. Когда шел ремонт и актеры могли совсем остаться без работы и денег, он ездил и договаривался о предоставлении нам площадок. Сохранил коллектив и репертуар, мы даже репетировали новые спектакли. Мы выжили.

— А где сейчас работает Валентин Васильевич?

— Он в какой-то момент решил уйти из нашего театра.

Валентин — негладкий очень, непростой он руководитель для чиновников, с ним сложновато.

В тот момент ему позвонили и предложили принять театральное училище в Иркутске. Он с радостью согласился. Выпустил курс и все-таки соскучился по сцене. Сейчас он работает главрежем в Братском театре. Живем с ним на два города.

Актриса Зоя Янышева. Фото: Архив Камчатского театра драмы и комедии

— Зоя Серафимовна, у вас юбилейный год, почему бенефиса не будет?

— Мне очень нравится актерская профессия, но, как мне кажется, этой профессии трудно уживаться со мной! Когда я получала диплом, мои педагоги из ГИТИСа сказали, что мне придется сложно в театре, ибо у меня нет очень важного актерского качества — тщеславия.

Хотеть славы — это нормально для актерской профессии. Но вот мне этой нормы не доложили. Этот "недовес" мне и помогает жить рядом с режиссером, который очень востребован. И мне хорошо без бенефиса.

Досье

Зоя Серафимовна Янышева (Зверовщикова). Родилась 17 апреля 1955 года. Заслуженная артистка России. В 1976 году окончила факультет актерского мастерства ГИТИСа (руководитель курса — народный артист СССР Владимир Алексеевич Андреев). Работала в Волгоградском театре драмы. С 1981 года — актриса Камчатского театра.

Бенефис? Никогда!

Известный камчатский фотограф Игорь Вайнштейн отметит 90-летний юбилей выставкой

Глава Камчатки поздравил с 75-летим юбилеем Елизовского района его жителей

Камчатка: 90 лет под защитой Кроноцкого

Сергей Маринин: Способность адаптироваться к переменам — наше преимущество