18 марта 2022. Камчатцы, как правило, по праву гордятся своей природой. И очень чутко реагируют на все, что может повлиять на статус полуострова как экологически чистого региона. На самые острые вопросы, связанные с экологией Камчатки, в экслюзивном интервью корреспондентам ИА KamchatkaMedia ответил министр экологии и природных ресурсов Камчатского края Алексей Кумарьков. О добыче золота, страстях вокруг Култучного озера, "цыганском таборе" на Халктырском пляже и о том, как примирить туризм и экологию, — читайте в нашем материале.
— Алексей Анатольевич, как вы считаете, по праву ли Камчатка имеет статус экологически чистого региона? Учитывая те проблемы, которые у всех на виду — убитое озеро в центре краевой столицы, бухта, заваленная корабельным металлоломом, залитая неочищенными городскими стоками. Выбритый золотодобытчиками лес возле реки Быстрой, не рекультивированный пока Козельский полигон вблизи океана…
— Я считаю, что, безусловно, Камчатка имеет все основания считаться экологически чистым регионом. Большинство населения не выезжает за пределы города или выезжает, допустим, в окрестности. А если сесть на вертолет — я по своей работе перемещаюсь время от времени — что ты видишь из окна? Летишь и видишь безбрежные дикие нетронутые человеком места. И реальная Камчатка — она такая, нетронутая. Здесь, в агломерации Петропавловск-Камчатский — Елизово — Вилючинск у нас есть определенные проблемы экологического характера, но это не вся Камчатка. К нам же едут туристы со всего мира именно по той причине, что у нас регион все-таки является экологически чистым и привлекательным с точки зрения красот и прочих разных хороших вещей… Ведь люди едут сюда не ради того, чтобы на Култучное озеро посмотреть. 95% Камчатки — это нетронутые территории, в сторону Кроноцкого заповедника, например, если полететь. Я уже не говорю про севера — Пенжинский, Олюторский районы. Летишь, например, из Тиличик в район Манил, там зимник какой-то можно увидеть, а так до горизонта нетронутая природа. Это реальность.
Вид из вертолета на вулкан Толбачик. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
Но проблемы, конечно, есть. В жизни все познается в сравнении, и, как говорил Альберт Эйнштейн, все в мире относительно — не только физические законы. И, соответственно, чтобы понять, насколько Камчатка экологически чистый регион, надо сравнивать с другими регионами. Проблемы в России везде похожие — отсутствие очистных сооружений, мусор... Но у нас маленькая численность и плотность населения, и производств практически нет никаких. Отсутствие промышленности, конечно, по-разному можно оценивать: с точки зрения доходной части бюджета, может, это и не очень хорошо. А с точки зрения природы — хорошо. И если сравнивать нас с условным каким-нибудь Магаданом, где реки все перекопанные, золотодобыча идет лет 60, там все в ряде случаев более остро стоит в плане экологии, чем у нас. Люди акцентируются на агломерации, не видят всей картины, а порядка 95 процентов Камчатки — это нетронутые территории. И мы относительно других регионов, конечно, являемся экологически чистым. А проблемы, конечно, есть…
— Какие? Чего люди не видят?
— Одной из главных актуальных проблем является износ и недостаточное количество очистных сооружений. На реке Аваче, к примеру, где помимо Петропавловска и Вилючинска основное население проживает (особенно в поселках, которые находятся северо-западнее Елизова) очистные сооружения практически отсутствуют везде. В Раздольненском сельском поселении, я знаю, есть очистные сооружения, но они практически ничего не очищают. Вот сейчас проблему тоже эту будем решать, какие-то деньги пытаться закладывать… Эта проблема системная и не решалась десятилетиями. То, что было в советское время, развалилось, где-то вообще очистных сооружений не было. Плюс есть зона санитарной охраны Авачинского водозабора, выше по течению что-то сливается, ничего не очищается, и так далее.
У нас в Авачинскую бухту большое количество выпусков до сих пор без очистки идет. И есть много так называемых бесхозяйных выпусков. Владимир Викторович понуждает сейчас в том числе город активно этим заниматься.
То же самое касается Водоканала и Авачинской бухты. Стоки идут и в реку Кирпичную, и в Халактырское озеро, и в Авачинскую бухту. Много стоков идет без очистки до сих пор. Это требует больших денег, но проблема начала решаться. Это реальная проблема, потому что Халактырское озеро, река Кирпичная, реки и ручьи в районе Долиновки имеют рыбохозяйственное значение. Когда была эта история с океаном — "красные приливы" — Росприроднадзор к нам приезжал, зафиксировал эти проблемы. И, к примеру, Камчатский водоканал объективно является у нас одним из крупных загрязнителей вообще. Вот это проблема реальная. Стоки, необходимость серьезных финансовых средств на то, чтобы реконструировать очистные сооружения… Но работа реально сдвинулась с мертвой точки, за что я благодарен Министерству ЖКХ.
— А затопленные суда в Авачинской бухте?
— Это накопленная история, мы будем ее решать и уже решаем, этим вопросом занимается Министерство транспорта, за что им спасибо. Мы начали активно заниматься судоподъемом. По крайней мере, при предыдущей администрации по вполне объективным причинам этот вопрос практически не двигался. Сейчас появилось большое внимание со стороны федерального центра, лично Виктории Валериевны Абрамченко, со стороны Минприроды России, и деньги начинают выделять, и нормативную сферу менять. Заниматься судоподъемом было невозможно исходя из проблем, связанных с нормативным регулированием. Сейчас все решается, выделяются деньги, и уже десятки судов подняты, и в этом году большие планы…
— Недропользование — та отрасль, которая приносит ощутимый доход в бюджет, но наносит не менее ощутимый ущерб экологии. Можно ли достичь какого-то баланса в этом вопросе?
— Конечно, недропользование порождает определенные проблемы экологического характера. На мой взгляд, если отвечать на вопрос, можно ли на Камчатке совмещать туризм, добычу рыбы и недропользование — да, можно. Сейчас такая точка зрения, наверное, непопулярна, но я считаю, что при рациональном подходе и при строгом соблюдении законодательства, которое у нас неплохое, хоть его и принято ругать, можно максимально минимизировать воздействие на природу со стороны объектов горнорудной промышленности. Примеры такие есть. И, тем не менее, те подходы, которые раньше существовали на Камчатке в горнорудке, породили ряд проблем — например, в районе реки Вывенка, где добывают россыпную платину. Там, в общем-то, не все в полной мере хорошо, но и не безнадежно, и уже делаются определенные выводы, как не повторять ошибок. Мы знаем, что с помощью Минприроды России введен мораторий на добычу россыпного золота на Камчатке. И проводим сейчас работу совместно с КамчатНИРО по созданию на крупнейших наших реках, имеющих рыбоохранный статус, рыбохозяйственных заповедных зон. Для того чтобы на этих реках, которые дают основную добычу нашего богатства — рыбы — ввести природоохранный режим на постоянной основе, чтобы эти реки защитить. Россыпное золото для Камчатки, на мой взгляд, это плохая история, экономический эффект от этого меньше, чем возможный вред.
Тем не менее, считаю, что горнорудную промышленность — именно рудную — нужно развивать. Но ее нужно с точки зрения самых лучших принципов развивать. Максимальные экологические стандарты нужно внедрять — и это возможно. И просто не заниматься горнорудкой там, где у нас туристические объекты, важные промысловые реки. Но где-нибудь на северах — Пенжинский, Олюторский районы — вполне это может быть основой экономического развития. И к примеру, насколько я знаю, глава Пенжинского района не против, он за. Нельзя резать курицу, несущую золотые яйца. Потому что мы соответствующий инвестиционный климат формировали много лет.
Если приводить хорошие и плохие примеры недропользования, то Асачинский ГОК (горно-обогатительный комбинат — прим. ред.) в том виде, в котором он пребывал до смены собственника — это не лучший пример. Там хвостохранилище ("хвосты" — отходы обогащения полезных ископаемых — прим. ред.) наливного типа, жидкая пульпа, условно техногенное озеро. Такие жидкие хвостохранилища на Камчатке не надо делать. У нас очень много атмосферных осадков, сейсмика, все это может куда-то потечь. Но в Асачу сейчас будут серьезные средства вкладывать, чтобы улучшить ситуацию. И когда запасы отработают, они оттуда уйдут. Но есть и хорошие примеры — тот же ГОК Аметистовый. На нем, так же, как на Агинском месторождении, применяется технология полусухого складирования кека. То есть там отходы обогащения доводятся до состояния пластилина, максимально все это обезвоживается и на геомембрану — в ложе хвостохранилища, там геомембраной выстлано огромное пространство, чтобы не было дренажа — этот пластилин складывается, условно говоря. Воздействие на окружающую среду при таком складировании существенно меньше. То есть на Камчатке золоторудные производства, на мой взгляд, нужно развивать, но, во-первых, акцент по возможности нужно делать на подземной добыче. Плюс применять полусухое складирование кека. У нас в перспективе будет запущен новый ГОК Кумроч в Усть-Камчатском районе, они планируют подземную добычу. То есть не будет никаких карьеров, рельеф будет минимально затронут. И будет полусухое складирование кека. Я надеюсь и верю, что этот проект покажет, как можно работать на Камчатке, не вредя природе. Тем более, там нет никаких крупных рек, значимых для рыбаков, и на бассейн реки Камчатка объект не может повлиять в принципе.
— В 2020 году власти обратили внимание на Козельский полигон — это было связано с известными событиями…
— Со всей ответственностью могу сказать: то, что было в океане в 2020 году, никак с Козельским полигоном не связано. Несколько академических институтов провели работу, очень серьезные коллективы научные, которые доказали, что это были микроводоросли. На Хоккайдо в прошлом году осенью спустя год после наших событий такая же ситуация возникла, и там так же бентос погиб, 90 процентов ежей морских погибло, хотя говорили: как могут от водорослей погибнуть донные организмы? Могут! Потому что происходит и падение содержания кислорода, и прочее… Но Козельский полигон сам по себе — это безусловно проблема. Потому что это объект накопленного вреда окружающей среде. Проект ликвидации полигона сейчас находится на экологической экспертизе федерального уровня. Как только проект эту экспертизу пройдет, мы обратимся в федеральный центр, там, в принципе, уже готовы к нашему обращению, и мы рассчитываем, что нам выделят средства, чтобы мы этот объект накопленного вреда полностью ликвидировали.
— Возможна ли, на ваш взгляд, дружба между экологией и туризмом?
— Конечно, возможна. Только туризм должен быть организованным в хорошем смысле. У нас многие сейчас имеют проходимую технику. Раньше не было такой большой транспортной доступности и не было такого количества джипов, квадроциклов и всего остального у граждан. А сейчас все едут куда хотят. И у многих есть желание заехать как можно дальше, невзирая ни на что. Соответственно, это проблема. Ее решение упирается, опять же, в ресурсы, потому что не поставишь инспектора под каждым кустом. Но, во-первых, нужно заниматься экологическим просвещением, объяснять людям, формировать ментальность…
Туристы на Мутновском вулкане. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
Ну и плюс увеличивать финансирование особо охраняемых природных территорий, чтобы инспекторский состав мог реагировать на нарушения более адекватно. Мы, кстати, финансирование КГБУ "Природный парк "Вулканы Камчатки" за последние пару лет увеличили в два раза. И еще, что крайне важно, — чтобы помирить экологию и туризм, нужно создавать инфраструктуру туризма, создавать условия, чтобы люди не нарушали законодательство. Необходимо сделать экологические тропы, настилы, сеть кемпингов с туалетами, и чтобы это не нарушало гармонию мест. Я, в частности, поддерживаю проект "Три вулкана", потому что это позволит туристический поток правильным образом организовать, чтобы, как бы странно это на первый взгляд ни звучало, обеспечить минимально возможное воздействие на природу. Потому что сейчас в том же парке "Южно-Камчатский" кто во что горазд, едут на чем хотят и куда хотят, туалетов и организованных парковок практически нет, и наладить серьезный 24/7 контроль объективно сложно.
— Как вы оцениваете то, что сейчас происходит на Халактырском пляже? Хаотичная застройка побережья океана...
— Негативно. Вообще, это территория города, она входит в границы ПКГО, поэтому понятные правила игры, на мой взгляд, который может кому-то не нравиться, там должен формировать город. А они этим долгое время занимались недостаточно, но Владимир Викторович их сейчас понуждает к этому, мы знаем, что проходили общественные слушания по неким документам терпланирования, и так далее. А то, что на Халактырском пляже понастроили, похоже на какой-то цыганский табор... Приезжаешь на пляж и видишь какие-то разносортные строения, а вокруг все вытоптано.
— Считаете ли вы возможным нахождение туристических объектов в водоохранной зоне океана?
— Это 65 статья Водного кодекса, в ней четко написано, что можно, а что нельзя делать в водоохранной зоне. У нас в водоохранную зону так или иначе попадает пол-Петропавловска. Водоохранная зона моря — 500 метров, то есть все, что есть, к примеру, на Озерновской косе и, возможно, даже краевая администрация, попадает в эти границы. Просто в водоохранной зоне должны выполняться определенные требования. Как минимум, там не должно быть стоков неочищенных вод. Соответственно, если там какие-то туалеты, то должны быть герметичные септики, чтобы это все вывозилось, не должно быть никакого дренажа. Насколько я знаю, на Халактырском пляже стоят септики. Там на самом деле другая проблема — это цунамиопасная зона. Все, что понастроили, простоит до первой волны, как в Северо-Курильске в 50-х годах, когда погибло 2 или 3 тысячи человек (цунами 1952 года унесло жизни 2336 человек на Северных Курилах — прим. ред.). У нас тоже такое может быть.
Я считаю, что у каждой территории должен быть свой хозяин. Если Халактырский пляж это территория ПКГО, то, ПКГО, будьте добры, следите за этой темой. И за природой, и вопросами экологии тоже следите. Очень часто я читаю в ответах: это не наши полномочия. Но если мы откроем закон о местном самоуправлении, то увидим, что там одним из вопросов городского округа является вопрос организации мероприятий по охране окружающей среды.
— Мы читали ваш пост в соцсетях о том, почему на Халактырском пляже до сих пор добывают песок, и о невозможности перенести карьер из туристической зоны… А вот об альтернативных участках добычи вы сказали вскользь. Есть ли они на Камчатке, сколько их, и почему их нельзя разрабатывать?
— На Халактырском пляже до сих пор существуют эти месторождения по одной простой причине: потому что эти лицензии выданы были до внесения изменений в водный кодекс. Если мы сейчас откроем водный кодекс Российской Федерации, то увидим, что добыча общераспространенных полезных ископаемых в водоохранных зонах вообще запрещена. То есть сейчас выдать новую лицензию на Халактырском пляже под добычу строительного песка невозможно в принципе. То, что там, в районе реки Таенки копали, и есть огромные эти траншеи, канавы и так далее, — там не общераспространенные полезные ископаемые добывают. Там компания, которая называется "Нанотех", брала лицензию федерального уровня на добычу титано-магнетитовых песков. Коллизия заключается в том, что общераспространенные полезные ископаемые в водоохранной зоне добывать нельзя, а все остальное — включая рудные полезные ископаемые — можно. Поэтому, например, в водоохранной зоне реки Быстрой добывать россыпное золото можно, а на Халактырском пляже выдать еще одну лицензию под строительный песок нельзя. Таково законодательство. И если мы с Халактырского пляжа этих действующих недропользователей уберем, то наша строительная отрасль останется без песка. Что с этим делать тогда? То есть мы спасем одно, но убьем другое. У нас стоимость строек увеличится, нам нечем будет посыпать дороги зимой, и так далее… Сдвинуться куда-то дальше влево нельзя, потому что невозможно получить новую лицензию на добычу строительного песка. Можно только отодвинуться от водоохранной зоны — на 500 метров от моря. Тогда мы начнем просто копать в лесу, сделаем гигантский карьер в тундре. Вот это будет проблемой.
Халактырский пляж. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
А то, что трактор в воду заехал — это нарушение, и по этим фактам принимаются решения, но это, как правило, возводят в какую-то степень, как будто это прямо катастрофа вселенского масштаба. Один условный трактор никакого существенного влияния на океан оказать не в состоянии. Это больше вопрос эстетики места. Есть проблемы более реальные, про которые экоактивисты просто не знают, например, вопросы, связанные с льяльными водами морских судов.
У нас месторождений песка больше практически нет, это геологическая данность. Есть, к примеру, в районе Елизова, практически в черте города. Но, думаю, желающих получить карьер у себя под окнами будет не очень много. Плюс есть еще одно небольшое месторождение песка в районе Коряк. Но оно не способно дать большие объемы, не закроет всех потребностей.
На мой взгляд, Камчатка — район активного вулканизма, геологически молодой регион, сила волноприбойной деятельности сумасшедшая, и я уверен, что добыча песка на пляже — это для природы комариный укус. При этом я хорошо помню случай, как кто-то на джипе ездил прямо по настильной тропе, что-то в итоге поломали — поэтому совершенно не удивительно, что берег осыпается.
— Давайте поговорим о Култучном озере. Активисты создавали группу "За Култушку", прошлый губернатор создавал целый общественный совет по этой проблеме. Власть и общественники многократно собирались на озере и обсуждали. Был ли какой-то эффект?
Култучное озеро зимой. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
— Култучное озеро — это федеральный объект, у нас нет в крае вообще водных объектов местного или регионального значения. А полномочия в области водных отношений возложены на минприроды Камчатского края. То есть за озеро, безусловно, я в ответе. И не только я, но и СВТУ ФАР, потому что это водоем рыбохозяйственного значения, и Росприроднадзор. Но все проблемы Култучного озера это, на мой взгляд (и я его уже озвучивал прежде) следствие проблем окружающей территории. Все эти стоки, мусор, который летит там постоянно, где памятник Завойко стоит. И мы там по колено в воде лазали, убирали этот мусор, покрышки… Это ж все не само там появляется, все с территории окружающей летит. Поэтому это тоже, в том числе, вопрос города. Да, по Култучному озеру у нас рабочая группа была при министерстве. В ней участвовали и представители администрации города, не могу сказать, что активно. В связи с этим наступил некий момент истины, который был связан с результатами работы по постановке в государственные реестры границ малого озера, за которое хлопотали общественники, но которое по документам чуть не стало сушей. И мы передали эту работу, связанную с благоустройством примыкающей к озеру территории, в город, то есть хозяину территории. У территории должен быть один хозяин и один ответственный, который и должен за свои действия отвечать перед общественностью. Это моя позиция.
— Можно ли оживить Култучное озеро?
— 100 процентов можно, нам нужно решить проблему стоков. Я знаю, что она решается, стоит на контроле у губернатора. Он поручил городу провести инвентаризацию этих стоков, разобраться. Чтобы все бесхозяйные стоки в Култучное озеро, допустим, ливневки, зафиксировали, взяли себе на баланс и занимались установкой очистных сооружений в последующем, чтобы эти стоки очищать. Какая-то условная покрышка или пакет полиэтиленовый — это не проблема, это можно убрать, но качество воды зависит напрямую от стоков. Там гидрохимия такая, что даже нельзя какие-то катамараны пустить для людей, как во многих крупных городах, — Роспотребнадзор запрещает, потому что там гремучая смесь, можно всю таблицу Менделеева получить и весь спектр гельминтов, какие только могут быть. Решение проблемы Култучного озера есть в планах властей, потому что губернатор активно двигает это вопрос, средства будут выделяться, проблема будет решаться.
— Как вы относитесь к развитию "зеленой" энергетики? В частности, к идее строительства Пенжинской приливной электростанции?
Алексей Кумарьков. Фото: Анастасия Табачинская, ИА KamchatkaMedia
— Это довольно спорный, лично на мой взгляд, проект. Все говорят: там же самые большие приливы в мире, куда девать энергию, там же ничего нет! Водород! Но за деревьями мы не видим леса. И у меня сейчас много вопросов. В частности, при электролизе морской воды будет образовываться колоссальное количество активного хлора. Что с ним делать? А Охотское море в плане биологической продуктивности является одним из самых продуктивных морей в мире, оно дает нам очень много. Другой вопрос: если эту воду опреснять — а электролизу как правило подвергают пресную воду — то куда девать это колоссальное количество солей? До сих пор в мире, несмотря на то, что очень много говорят про водородную энергетику, технологии перевозки морскими транспортом жидкого водорода не отработаны, есть только что-то в тестовом режиме. Австралийцы построили, насколько мне известно, одно судно… Как это все возить собираются? А еще там ледовые условия крайне тяжелые. И еще важный вопрос. Его в ноябре минувшего года озвучил глава Минэнерго России Николай Шульгинов в своем интервью "Коммерсанту": как будет решаться вопрос неравномерности выработки, как этот генерирующий объект большой мощности будет работать в общей системе, как и какой?
Мы сейчас строим зеленую экономику, у нас рыба, туризм и логистика на первом месте. Но я и в значительный потенциал логистики, если честно, не сильно верю. Камчатка это логистический тупик. Я это для себя называю "карго-культ Северного морского пути". Это непопулярное мнение, но нам нужно осмотрительно относиться к любого рода культу, чтобы не ставить себе ложных приоритетов.
— Удастся ли на Камчатке сохранить природу первозданной?
На подлете к Петропавловску-Камчатскому. Фото: Елена Поддубная, ИА KamchatkaMedia
— Конечно, нет! Это, конечно, некая шутка с долей шутки. Но это не значит, что это плохо. Природа первозданной только тогда останется, когда вообще ничего не будет — ни экономики, ни людей как таковых. Первозданную природу можно сохранить только там, где вообще никто не бывает. В заповеднике где-нибудь. Но сейчас и в заповедной системе в плане подходов многое поменялось. Сейчас общий тренд развития таков, что природа не от человека, а для человека, поэтому даже заповедники у нас не останутся в конце концов полностью изолированными от доступа людей. То есть первозданной она не останется, но весь вопрос — как сделать так, чтобы помирить антропоген и природу. Она не будет такой, какой была до нашей эры конечно, но можно сделать так, чтобы тот же туризм минимальное воздействие на нее оказывал. Если подойти рационально к этому вопросу и вложить достаточное количество средств, сил и воли, можно сделать так, чтобы и природа не пострадала, и люди ее могли видеть. Я в этом уверен. И очень многое зависит от воли — и должностных лиц, и всех нас, граждан России.