О том, почему мы живем на Камчатке. О том, что нам здесь нравится и... не очень, и очень не. Об интересных путешествиях по родному краю, о любимых местах, об улицах города и людях — в проекте ИА KamchatkaMedia “Камчатка и камчатцы”.
Сегодня своими чувствами и мыслями о родном крае делится известный ихтиолог, главный научный сотрудник Камчатского филиала Тихоокеанского института географии Дальневосточного отделения РАН, доктор биологических наук, человек, который посвятил изучению морских обитателей почти полвека, автор научных трудов, книг и тысяч статей в газетах и журналах — Алексей Михайлович Токранов. Он награжден почетным знаком "За доблестный труд в Камчатском крае". А еще… в честь Алексея Михайловича назвали вид рыб, обитающих в Тихом океане.
Алексей Михайлович Токранов. Фото: Архив А. Токранова
Откуда родом? Какие воспоминания о малой родине?
— Я родился в семье офицера-пограничника в небольшом городке Термез на границе Узбекистана и Афганистана, а после поступления отца в военную академию в Москве в 1951 году в возрасте 8 месяцев вместе с мамой уехал в Казань к бабушкам и дедушкам. Поэтому, к сожалению, никаких воспоминаний о месте своего рождения у меня не осталось. Наверное, поэтому особенно никогда и не возникало острого желания побывать там.
В целом всё моё детство и юность до поступления в университет прошли в переездах, связанных с переменой мест учёбы и службы отца — Узбекистан, Казань, Москва, Эстония, Чукотка, Литва и снова Эстония. И всё же, значительная часть детства (почти 6 лет) пришлась на маленький чукотский поселок Урелики, расположенный на берегу бухты Провидения. Очевидно, именно здесь и возникла моя любовь к морю и его обитателям.
Кто-то с раннего возраста бредит техникой и машинами, а вот мне почему-то нравилось возиться со всякой живностью. Но море и его обитатели всегда привлекали больше.
Возможно, этому способствовала обстановка маленького посёлка на берегу бухты Провидения, где практически с любого места видны морские просторы.
Каждое лето вместе со сверстниками я всё светлое время суток пропадал на бухте. Ловили с пирса на удочку бычков и камбал, собирали в приливно-отливных лужах крабов и раков-отшельников, выброшенные прибоем раковины моллюсков и прочую морскую живность. Весной с любителями подлёдного лова добывали на удочки заходящую в бухту маленькую полярную тресочку — сайку, используя в качестве лунок трещины, образующиеся во льду полутора-двухметровой толщины.
Отец нередко брал меня с собой на рыбалку, где можно было познакомиться с разнообразием тихоокеанских рыб (чего только стоили одни гольцы озера Аччен, которых за яркую окраску рыболовы называли "петухами"!). Возвращаясь из частых поездок на отдалённые заставы, папа порой привозил домой что-нибудь необычное. Одно из наиболее ярких воспоминаний этого периода моего детства — вернувшийся из очередной командировки отец, несущий на плече огромного, полутораметрового белокорого палтуса, хвост которого волочится по земле.
После бухты Провидения мы переехали на новое место службы отца в небольшой литовский город Клайпеду на берегу Балтийского моря. Здесь все было совсем не похоже на Чукотку, но такая же вольница. Рядом богатые рыбой Куршский залив, Неман и другие реки и озера.
И вновь переезд. Теперь уже в Таллинн. Отсюда после окончания школы в 1968 г. я вполне осознанно поехал в Ленинград, поступать на биолого-почвенный факультет университета. Но ни в первый, ни во второй раз на следующий год мне этого сделать не удалось — увы, не прошёл по конкурсу.
По совету знакомых поступил на вечернее отделение биофака. Однако в те годы, для того чтобы учиться в университете на вечернем отделении, нужно было иметь ленинградскую прописку. Пришлось стать "лимитчиком" и сначала целый год пилить доски на деревообрабатывающем заводе, а потом еще год работать слесарем-наладчиком на заводе "Красный треугольник". После окончания второго курса я всё-таки перевёлся на дневное отделение и стал полноценным студентом.
Как в вашей жизни случилась Камчатка?
— В конце третьего курса, весной 1973 года, в университет пришло письмо с Камчатки, в котором двух студентов приглашали на практику в Камчатское отделение ТИНРО (в настоящее время — Камчатский филиал ВНИРО (КамчатНИРО). Поскольку других желающих не нашлось, поехал один. Так я впервые оказался на Камчатке. И хотя в выданном мне направлении значилось "озеро Азабачье", судьба распорядилась по-другому — я попал на практику к знаменитым камчатским учёным Фаине Владимировне Крогиус и Евгению Михайловичу Крохину на озеро Дальнее, где за два летних месяца познакомился с интересными людьми и узнал много нового.
На дальнеозёрском пункте мне впервые довелось почувствовать землетрясение. Не скажу, что оно вызвало панику, но ощущения были не из самых приятных, поскольку деревянный домик раскачивался и скрипел. "Доктора" (так тогда все коллеги любовно называли известных учёных) пригласили меня приехать на озеро ещё раз на следующий год, что я с большим удовольствием сделал.
На практике на оз. Дальнем, май 1974 г. (2). Фото: Архив А. Токранова
После окончания университета вопрос, куда направиться работать, передо мной не стоял — конечно же, на Камчатку!
Однако, изрядно огорчив "докторов", я попросился на работу в какое-нибудь морское подразделение института. И вот в августе 1975 года меня зачислили младшим научным сотрудником в лабораторию донных рыб Камчатского отделения ТИНРО, в которой я проработал без малого 15 лет, пройдя путь от младшего научного сотрудника до заведующего лабораторией.
Первоначально занимался восточнокамчатской треской, участвуя в рейсах в водах Восточной Камчатки.
Со скатом в рейсе у Восточной Камчатки, апрель 1976 г. (3). Фото: Архив А. Токранова
Но меня всегда интересовали различные диковинные "непромысловые" представители ихтиофауны. И через три года в качестве диссертационной темы я выбрал изучение биологии и состояния запасов бычков у берегов Камчатки (в отличие от знаменитых азово-черноморских бычков, правильное научное название этих рыб — рогатковые). Материал по этим и другим рыбам я собирал на научно-поисковых судах в Охотском море, а также в тихоокеанских водах Камчатки и северных Курильских островов.
По результатам этих исследований в 1985 году я защитил кандидатскую диссертацию на тему "Биология массовых видов рогатковых прикамчатских вод".
В 1990 году меня пригласили возглавить ихтиологические исследования в Камчатском отделе природопользования Тихоокеанского института географии ДВО РАН, который вскоре был преобразован в Камчатский институт экологии и природопользования (в настоящее время — Камчатский филиал ТИГ ДВО РАН). И вновь в течение нескольких лет довелось заниматься совершенно иной, но не менее интересной, чем предыдущие, темой — изучением сообщества рыб эстуария реки Большой на Западной Камчатке (эстуа́рий — однорукавное воронкообразное устье реки, расширяющееся в сторону моря. Прим. ред.).
Разбор неводного улова в устье р. Большой, июль 1991 г. (6). Фото: Архив А. Токранова
К сожалению, из-за недостаточного финансирования академической науки данные работы были прекращены. Но в это же время КамчатНИРО впервые за многие годы приступило к целенаправленным исследованиям комплекса глубоководных рыб (морских окуней, палтусов, угольной рыбы). Учитывая опыт работы по самым разным ихтиологическим направлениям, мне в 1993 г. предложили по совместительству курировать исследования морских окуней. Тогда удалось получше узнать глубоководных обитателей прикамчатских вод .
А правда, что в вашу честь назвали вид рыб?
— В 2015 году сотрудник лаборатории ихтиологии Зоологического института РАН, доктор биологических наук Ольга Степановна Воскобойникова, проводя изучение собранных мной в тихоокеанских водах северных Курильских островов и переданных в коллекцию этого ведущего российского исследовательского центра нескольких экземпляров рыб-круглопёров, выявила среди них новый, ранее неизвестный науке вид, который назвала моим именем .
Та самая рыбка, названная в честь ученого Алексея Токранова. Фото: Архив А. Токранова
В статье с описанием этого вида указано, что он "назван в честь известного русского ихтиолога, исследователя биологии дальневосточных рыб Алексея Михайловича Токранова". Конечно, данное событие никак не отразилось на моей жизни, но, скажу без лишней скромности, было очень приятно за такую оценку своей работы.
Думали ли вы о том, чтобы уехать с Камчатки?
— Хотя в силу своих многочисленных поездок в другие города (например, я был на конференциях в Хабаровске, Ульяновске, Владивостоке, Севастополе, Керчи, Калининграде и Москве), я достаточно легко приживаюсь во всех местах, где довелось оказаться, желания покинуть Камчатку никогда не возникало. Почему? Наверное, потому, что здесь я состоялся как личность и учёный, здесь у меня есть интересная работа, друзья, коллеги, дом и семья, здесь живут мои дети и внучки, покоятся родители.
Говорят, что на Камчатке люди особенные. Вы это прочувствовали?
— Здесь очень отзывчивые люди, большинство из которых всегда помогут оказавшемуся в сложной житейской ситуации. В моей памяти навсегда остался такой случай. В мае 1974 года я прибыл студентом на практику в Камчатское отделение ТИНРО. Поскольку самолёт прилетел с задержкой, в институт добрался только к вечеру, когда практически все сотрудники уже разошлись по домам и двери были закрыты. Передо мной встала знакомая многим проблема ночёвки в незнакомом городе. Узнав об этом, задержавшийся по какой-то причине на работе заместитель директора Иван Иванович Лагунов тут же решил её, пригласив переночевать к себе домой. А утром его жена Анна Ивановна накормила вкуснейшими оладьями.
Самые запоминающиеся камчатские путешествия? Самые дальние точки от Петропавловска, где удалось побывать?
— Преобладающая часть экспедиций, в которых пришлось участвовать, проходила на судах, поэтому мне довелось работать в водах Берингова моря и Тихого океана — от мыса Наварин на севере до пролива Крузенштерна на юге, а также в водах Охотского моря — от мыса Лопатка до Усть-Хайрюзова.
Каждый из рейсов был по-своему интересен и памятен. Например, в августе 1980 года во время выполнения траловой съёмки в Кроноцком заливе ночью к борту судна в освещённую зону подошло большое количество пришедшей сюда с юга сайры, и все моряки, как мальчишки, бросились её ловить подручными средствами — самодельными сачками или крючковыми снастями. К утру поймали около 40 кг, а потом несколько дней запекали на обед или ужин для всей команды.
Особое удивление у моряков всегда вызывали обловы нейстонным тралом. Представьте себе меня (взрослого мужчину!), который ходит туда-сюда по палубе вдоль борта лежащего в дрейфе судна, таская за собой на веревочке у самой поверхности воды сооружение, чем-то напоминающее обычный, только несколько сплющенный детский сачок для ловли жуков и бабочек.
Первая реакция большинства членов экипажа на столь необычное поведение — снисходительная улыбка, мол, учёный, что с него взять. Но вот нейстонный трал поднят на борт, и, хотя его улов, чаще всего, вмещается в ладошку, он вызывает у всех искреннее удивление. Откуда, казалось бы, в совершенно прозрачной воде в одном-двух метрах от борта судна на глубине всего в 5-6 см от поверхности взялись эти многочисленные рачки и мелкие рыбёшки, которые сейчас снуют в банке?
И сразу в корне меняется отношение к столь легкомысленному, на первый взгляд, орудию лова. Кто-то из моряков предлагает привязать верёвку к трёхметровому бамбуковому шесту, чтобы закинуть нейстонный трал подальше от борта судна; кто-то — попробовать протащить его на "самом малом" ходу. Особенно поражают зимние уловы: в нескольких метрах от судна плавают льдины, а в нейстонный трал, который периодически о них стукается, попадаются мальки рыб.
Однако, по возможности, я пытался побывать и во внутренних районах Камчатки. Пожалуй, самым памятным остался сплав в течение месяца в августе 1977 года на моторной лодке с ныне покойным коллегой из лососёвой лаборатории Камчатского отделения ТИНРО Виктором Федоровичем Бугаевым — от Долиновки до Ключей.
Краткий отдых во время перехода по р. Камчатки, август 1977 г.(9). Фото: Архив А. Токранова
Хотя во время этого путешествия не давали покоя комары и досаждали дожди, осталось много незабываемых впечатлений! Душевные разговоры вечером у костра, посещение раскопок древних жителей Камчатки на Ушковском озере (у меня до сих пор где-то хранятся найденные тогда на берегу обсидиановые сколы, образовавшиеся при изготовлении наконечников стрел и ножей), ночевка в лодке посреди Харчинского озера (прибыли туда в темноте и не нашли прохода к берегу в прибрежной растительности), а также первая встреча с камчатским медведем. Конечно, мы находились в лодке примерно метрах в 20 от него, но мощь и величие этого зверя запомнились навсегда.
Не менее интересным было обследование с тем же Виктором Федоровичем Бугаевым в 1991 году приустьевой зоны реки Камчатки и посещение в 2010 году Камаковских озёр.
Наряду с дальними поездками, с удовольствием бываю в близлежащих к нашему городу районах — на Кирпичиках, у лесничества на 8 километре, у "домашних" вулканов. Вряд ли многие жители центральной части России расскажут о том, что могут доехать на автобусе до конечной остановки и уже через 15-20 минут собирать в лесу ягоды и грибы.
Алексей Токранов. У домашних вулканов, сентябрь 2006 г. (11). Фото: Архив А. Токранова
Какое камчатское блюдо больше всего нравится? Умеете сами готовить что-то местной кухни?
— Когда мне задают этот вопрос, то, в первую очередь, вспоминаю тельно (или, как его ещё называют, тельное), т. е. фаршированные рисом или картошкой котлеты из лососей (в прежние времена, насколько мне известно, начинкой служили клубни сараны). Как и все, кому подолгу приходилось бывать на полевых, я достаточно всеядный человек, который может сам себе приготовить любое блюдо из имеющихся подручных продуктов. В своё время, коллеги говорили, что у меня это даже неплохо получается.
С каким цветом ассоциируется Камчатка?
— Пожалуй, с зелёным и белым. Когда прилетаешь сюда летом, всегда поражает сочная зелень, причём с июня до сентября. А затем постепенно в свои права вступает осень с многоцветной мозаикой листьев на деревьях. Зимой же, после каждого обильного снегопада, просто дух захватывает от невероятной белизны свежевыпавшего снега...
